Ещё западнее лежал район Мильплантаж, а за ним, опять же в сторону заходящего солнца, размещался Ле-Гринго.

Особого простора не чувствовалось. Та самая Гора высилась и над Бастером, и над Кайоном.

Символично, что резиденция губернатора находилась именно у Ла-Монтани, неподалёку от часовни, коей заведовал отец Ламар, капуцин из Анжу.

Вдоль набережной, кучкуясь на пристани или забредая в таверны, совершали моцион сотни человек.

В основном это были молодые или средних лет мужчины, одетые чаще всего безвкусно, но богато, в бархат и шелка, и обязательно при оружии.

Громко разговаривая, весело гогоча или бранясь самыми чёрными словами, они обхаживали девиц известного толка, задирали друг друга, слушали чужие небылицы или вдохновенно врали сами.

Это и была знаменитая пиратская вольница, то есть такое состояние умов, когда свобода понимается как вседозволенность. Вкупе с безнаказанностью здешняя воля нередко порождала явных моральных уродов, которым убить было что под ноги сплюнуть.

Олег усмехнулся, наблюдая местную ярмарку тщеславия.

Он презирал всех этих «морских псов».

Ради Бога, пускай мнят себя крутыми и наикрутейшими, цена им копеечная. Измельчало пиратство, что там ни говори.

Уж кому-кому, а ему-то ведомо сие.

Ходивший в походы и набеги с варягами, ни в чём не уступавшими прославленным викингам, Сухов видывал истинных флибустьеров.

Недаром вся Европа дрожала от страха перед норманнами, истово крестясь на иконы, дабы отвёл Господь страшных душегубов с Севера.

Да что там трусливые бюргеры! Ему бы сюда, на «Ундину», с десяток варягов, и тогда они быстренько бы очистили палубу любого из здешних фрегатов, сколько бы народу её не занимало.

Это раньше жили-были «тигры морей», а нонче перевелись они, одна шушера осталась, сявки дальнего плавания…

Олег придирчиво оглядел себя: пошарив по каютам, по ларям, он подобрал одежонку «на выход» — чёрные короткие штаны, заправленные в ботфорты, белую рубаху, на диво чистую, с пышными кружевами, и жилетку-безрукавку.

А уж шляп у Нормандца нашлась целая коллекция — и серые, и белые, и чёрные, с плюмажами из страусиных перьев всех расцветок.

Сухов расчесал свои длинные волосы, склонные слегка виться, и примерил головной убор цвета «тропической ночи» с пышным белым султаном.

Получилось и представительно, и неброско.

Буканьеров он тоже заставил переодеться, ибо по одёжке встречают. А провожают тоже по одёжке.

И оружия на брошенном галиоте хватало.

Затянув пояс кушаком, Олег сунул за него пистолет, такой же «Флинтлок», что был с ним в «прошлой» жизни, и нацепил перевязь с морским палашом.

Готов к труду и обороне.

— Вон местечко освободилось у причала! — крикнул он Бастиану, стоявшему у штурвала. — Правь туда!

— Да, с-сэр! — бойко ответил креол.

Вместе с буканьерами Сухов убрал паруса и приготовился к швартовке.

Большие парусники, вроде фрегатов, близко к берегу подойти не могли, а «Ундине» было в самый раз.

Галиот медленно вписался между фрегатом «Американа» и шлюпом «Ле Серф», правым бортом разворачиваясь к причалу.

Два полуголых негра в рваных штанах ловко приняли выброски с носа и кормы «Ундины». Поданные швартовы чёрнокожие тут же накрутили на сваи, отполированные канатами.