– Какая? Триста восемнадцатая, говорите?

– Да ну вас к черту, – вдруг выпалил Береговой и поднялся, сразу став очень высоким, на голову выше кадровика. – Катя, гладь ее и смотри, чтоб не дергалась. Я сейчас.

– Володя!

– Сейчас!

И он дунул к крыльцу. С той стороны, за чистыми стеклами толпился народ, но выходить никто не решался. Павел Иванович с тоской проводил Берегового глазами.

Ну, берегись, Юлия Петровна, получишь ты у меня вместо прибавки за выслугу лет какую-нибудь закавыку со стажем, уж это я тебе гарантирую, в разных закавыках я разбираюсь лучше всех! Втравила меня, а сама в кусты?!

Пока он строил планы мести, сетовал на несправедливость жизни, топтался и шумно вздыхал, Митрофанова все гладила собаку, которая орала уже не так оглушительно, только прерывисто подвывала на одной ноте:

– У-у-у! У-у-у!..

– Я пойду, пожалуй, – решился наконец кадровик и покосился на митрофановские манжеты, из белоснежных превратившиеся в грязно-серые. – Я вам тут не нужен, Екатерина Петровна?

Митрофанова не обратила на него никакого внимания. Она обеими руками держала гадкую зверюгу за морду и уговаривала потерпеть еще немного. Наманикюренные ногти путались в комках свалявшейся шерсти.

Кадровик вздохнул. Можно уйти или нельзя?.. Вроде эта на него не глядит даже, и он, решив больше не спрашивать, стал неторопливо отступать в сторону березок в кадках.

Тут бабахнуло, сверкнуло, и со ступенек скатился Береговой. Следом поспешала тучная и одышливая Марья Максимовна из медпункта.

За ними из издательства потянулся народ, мыкавшийся за дверями в нерешительности, довольно много.

– Лучше уколоть, быстрее подействует, – заговорил начальник IT-отдела издалека.

– Кого колоть-то будем? – задыхающимся басом вопросила Марья Максимовна. – Екатерину Петровну, что ль? Вам плохо, Екатерина Петровна?

– Да я же говорил – собаку! Дайте сюда шприц! – И он сунулся к псине, которая косила страдающим, перепуганным глазом. Со страху она перестала выть и заикала.

Могучей рукой, похожей на ствол небольшого дерева, Марья Максимовна сзади взяла Берегового за брюки – тот покачнулся – и отодвинула его в сторонку.

– Попрошу не мешать, – неприятным голосом сказала она.

В одно мгновение медсестра разложила на лавочке странный железный чемоданчик, сопя, порылась в нем, хрустнула ампула, шприц выдал тоненькую струйку.

– Я сам уколю, чего вам пачкаться! Под кожу нужно. Шерсть оттянуть и...

– Попрошу не учить!

Похожая в белом, жестком, переливающимся от крахмала халате на гиппопотама-альбиноса, Марья Максимовна посмотрела, с какой стороны лучше зайти, и приказала грозно:

– Подержите животное. Оно может испугаться! Только как следует держите!..

Она обошла собаку, которая именно в этот момент, собрав все силы, попыталась встать, замотала башкой и задергалась, да еще как! Митрофанова плюхнулась на задницу, что-то затрещало, кажется, юбка порвалась, зрители на крыльце дружно ахнули. Береговой обеими руками схватил собаку за загривок и заднюю лапу, всем весом прижал ее к земле – та, идиотка, забилась пуще прежнего.

– Держите, кому говорят! И вы, Екатерина Петровна! За уши держите!..