– Пойдём, пришёл час законной любви.
Лодка неслась по воде, унося Ламме и его возлюбленную, а на корабле все, матросы, солдаты и юнги, размахивали шапками и кричали:
– Прощай, друг и брат! Прощай, Ламме! Прощай, друг и брат!
И Неле, снимая тонким пальчиком слезинку, повисшую в углу глаза у Уленшпигеля, спросила его:
– Ты опечален, дорогой мой?
– Он был такой хороший, – ответил он.
– О! – сказала она. – Этой войне нет конца. Неужто мы так и проведём всю жизнь в слезах и крови?
– Будем искать Семерых, – ответил Уленшпигель, – близок час освобождения.
Исполняя обещание, данное Ламме, гёзы продолжали откармливать монаха в его клетке. Когда, по уплате выкупа, он был выпущен на свободу, в нём было триста девяносто два фунта и одиннадцать унций фландрского веса.
И он умер настоятелем своего монастыря.
VIII
В это время собрались господа чины Генеральных штатов в Гааге судить Филиппа, короля Испании, графа Фландрии, Голландии и прочая, согласно подтверждённым им хартиям и привилегиям.
И письмоводитель собрания говорил:
– Известно всякому и каждому, что государь страны поставлен Господом Богом как властелин и глава над подданными, ради защиты и охраны их от всяких обид, притеснений и насилий, подобно тому, как пастух должен быть стражем и защитником стада своих овец. Известно также, что подданные не созданы Господом для потребы государя, ни для того, чтобы покоряться ему во всём, что он прикажет, – будь оно благочестиво или греховно, справедливо или несправедливо, – ни для того, чтобы рабски служить ему. Но государь для того есть государь над своими подданными, без которых он не существует, чтобы править ими согласно закону и разуму; чтобы охранять их и любить, как отец любит детей, как пастырь свою паству, жертвуя жизнью для их защиты. Если он этого не делает, то уже не государем должно его почитать, но тираном. При помощи наёмных солдат, призывов к крестовому походу, булл об отлучении король Филипп бросил на нас четыре иноземных армии. Какое надлежит ему наказание по законам и обычаям страны?
– Да будет низложен! – отвечали господа чины Генеральных штатов.
– Филипп преступил свои клятвы, он забыл об услугах, которые мы ему оказали, о победах, которые мы помогли ему одержать. Видя наше богатство, он отдал нас в жертву вымогательствам и грабежам членов своего испанского совета.
– Да будет низложен как неблагодарный и разбойник, – отвечали господа чины Генеральных штатов.
– Филипп поставил в важнейших городах страны новых епископов, пожаловав им в удел владения богатейших аббатств; с их помощью он ввёл испанскую инквизицию.
– Да будет низложен как палач и расточитель чужого достояния, – ответили господа чины Генеральных штатов.
– Дворянство страны, видя это насилие, вошло в 1566 году с прошением, в котором умоляло государя смягчить свои суровые указы, особенно относящиеся к инквизиции. Он отверг просьбу!
– Да будет низложен как тигр, неутолимый в своей жестокости! – отвечали господа чины Генеральных штатов.
Письмоводитель продолжал:
– На Филиппа падает чрезвычайное подозрение в том, что он, через посредство членов своего испанского совета, был тайным подстрекателем уничтожения икон и разгрома церквей, чтобы, ссылаясь на преступления и беспорядки, двинуть на нас иноземные войска.