Я потряс головой.

Укусил себя за язык.

Несколько раз глубоко вздохнул, очищая легкие, проясняя мозги. Крепко-крепко зажмурился, чтобы туннель перестал вертеться.

Произнес вслух:

— Я не отключусь.

И отключился.

Так как у меня не было возможности этак между делом поглядеть на часы и засечь точное время, когда я потерял сознание, то приходилось полагаться на чутье, и я решил, что отключился не на очень долго. Минуту, самое большее две.

Когда я очнулся, с минуту я лежал и прислушивался, пытаясь уловить шум-сухих-листьев-гонимых-ветром — легкую поступь гоблина. Потом до меня дошло, что, будь в туннеле еще демон, даже минута-другая обморока стали бы для меня последними.

Я пополз по каменному полу среди мертвых оборотней, слепо шаря во тьме обеими руками в поисках одного из фонарей, но натыкался только на остывающую кровь.

«Повредить источник энергии в аду — грязная работенка», — с легким безумием подумал я.

Я чуть не рассмеялся при этой мысли. Но смех прозвучал странным пронзительным звуком, чересчур странным. Поэтому я задушил его в себе.

Затем я вспомнил про свечи и спички в одном из внутренних карманов моей крутки. Я вытащил их дрожащими руками.

Язычок пламени затрещал и лизнул темноту, отгоняя ее, хотя и недостаточно для того, чтобы я смог осмотреть Райю так внимательно, как было необходимо. Но, по крайней мере, при помощи свечи я отыскал оба фонарика, вынул из них севшие батарейки и вставил новые.

Задув свечу и спрятав ее в карман, я подошел к Райе и опустился на колени рядом с ней. Фонарики я положил на пол, направив их яркие лучи таким образом, чтобы они скрещивались над ней.

— Райа?

Она не ответила.

— Пожалуйста, Райа.

Тишина. Она лежала совершенно неподвижно.

Слово «бледная» было как нарочно создано для того, чтобы описать ее вид.

Я увидел начавший темнеть синяк, покрывающий правую сторону ее лба. Он тянулся дальше — до виска и вниз за скулой. В уголке ее рта была кровь.

Всхлипывая, я приподнял ей веко, но я не знал, на что, черт возьми, нужно обращать внимание, поэтому попытался уловить ее дыхание, приложив руку к ее ноздрям. Но моя рука так сильно тряслась, что я не мог определить, дышит ли она. Наконец я сделал то, что меньше всего хотел делать: взял ее руку, поднял и обхватил пальцами запястье, чтобы нащупать пульс, который я не мог обнаружить, не мог обнаружить, боже милостивый, не мог. Тут до меня дошло, что я могу увидеть ее пульс — он слабо бился у нее на висках, едва различимыми толчками, но все же бился. Когда я осторожно повернул ей голову набок, то увидел пульс и на шее. Жива. Может быть, еле-еле. Может быть, ненадолго. Но жива.

С новой надеждой я осмотрел ее в поисках ран. Ее лыжная куртка была распорота, и когти гоблина проникли ей в левое бедро, откуда вытекла кровь, к счастью, немного. Я боялся искать причину кровотечения у нее изо рта, потому что это могло быть внутреннее кровотечение и ее рот мог быть полон крови. Но крови во рту не было. Рассечена губа, вот и все. В общем, не считая синяков на лбу и на лице, она казалась не задетой.

— Райа?

Ничего.