Как там дальше?

Если бы такое случилось, Агранов наверняка избавился бы от единственной занозы в душе, мешавшей ему в полной мере наслаждаться отпущенной ему жизнью. Потому что Лариса Юрьевна была красивейшей женщиной из всех, что он знал, и единственно совершенно недоступной. Точно как полная луна на полночном небе. Совсем вот рядом вроде бы, ан нет.

Когда тяга к Левашовой становилась непреодолимой, а это случалось каждый раз, когда им приходилось встречаться, по делу или случайно где-нибудь в кабинетах Совнаркома, Коминтерна или ЦК, Агранов вызывал по телефону для доклада в личный конспиративный номер гостиницы «Савой» (всего полсотни шагов вниз по Пушечной от Главной конторы) известную Лилию Брик-Каган, подругу и музу всё того же Маяковского, пятнадцать лет посвящающего ей все свои стихи и отдающего почти все гонорары. Не зря поэт перед смертью признался: «Мне и рубля не накопили строчки!»

Эта женщина, против чар которой не мог устоять почти ни один «богемный» человек в обеих столицах и далеко за их пределами, сначала передавала чекисту накопившиеся материалы к досье добрых двух десятков выдающихся деятелей литературы и искусства, на словах излагала свежие слухи и сплетни. А уже после этого он с ней воплощал в жизнь самые раскованные фантазии, что вызывала у него роковая Лариса Юрьевна. Брик ни от чего не отказывалась, знала, на сколь тонкой ниточке держится её благополучие.

А вот, оказывается, существует на свете и ещё девушка, пособлазнительнее Левашовой. Глядя на снимок, телом и лицом – безусловно «да», но вот интересно, способна ли она при личном общении пробуждать тёмную, безумную, колдовскую страсть? Судя по поведению Воловича и замусоленности фотографии – очень даже вполне. И она там наверняка не одна такая. Не бывает, чтобы все – обыкновенные, затрапезные, и вдруг среди них неизвестно откуда расцветает такой бутон…

Агранов хрустнул суставами пальцев, выругался, отгоняя наваждение, подошёл к раскрытому в сторону Китай-города окну. Прикурил от пляшущего в руке огонька спички. Чёрт, разволновался, хоть опять сексотку вызывай. Нельзя так распускать воображение! Но постой-ка, братец, сказал он сам себе. Что-то в неуместных, казалось бы, не по чину и возрасту даже мыслях промелькнуло рациональное. Очень какая-то тонкая, вроде осенней паутинки зацепка. Потянув за которую, очень осторожно, можно… А что можно?

Разобраться, кто и что есть «товарищ Волович» и для чего его сюда сунули. Главное – не спешить. Мысль не спугнуть. Что тут за связь вдруг возникла – Волович, его девка на карточке, Лариса… Лариса! Вот. И совсем не в том смысле, что обычно, она пришла сейчас на ум. Совсем даже наоборот.

Но пока нужно хоть приблизительную картинку происходящего выстроить. Что мы на данный момент имеем?

В качестве шпиона Волович «Братству» здесь не нужен. Других хватает. И по характеру на «полевого агента» не тянет. Трус. Слабохарактерный. В камере часто плакал, причём не на публику, а будучи уверен, что его никто не видит. Хорошие агенты, напротив, в подобной ситуации моментами сбрасывают маску, выходят из образа. Поганенького, честно сказать, в данном случае образа. Трудно даже и вообразить, как и для чего подобный можно использовать.