Граф Евгений Шувалов, проехав больше половины пути, начал понимать, что денег, вырученных им за перевод зингшпиля, вряд ли хватит до Санкт-Петербурга. Хоть пристанционные трактиры, не в пример московским, были дешевы, из-за нехватки лошадей приходилось засиживаться в них подолгу. Среди путешественников преобладали господа офицеры, мелкие чиновники, а также небогатые купцы, не имевшие собственных экипажей. Все желали непременно поспеть в столицу до разлива рек.

Станционные смотрители не брезговали взятками, и если у путешественника не было при себе какой-либо важной государственной бумаги, дело решали деньги. Евгений вынужден был несколько раз прибегнуть к этому старому русскому способу, ускоряющему любое предприятие, и оттого кошель его быстро опустел. Написать же матушке о своем бедственном положении и попросить помощи он считал для себя крайне унизительным. Да и вряд ли Прасковья Игнатьевна смилостивится над непокорным сыном, посмевшим ослушаться ее приказа ехать во Владимирское поместье и вместо этого тайно сбежавшим из дома. Уж чего-чего, а ослушания она никогда ему не прощала.

На одной почтовой станции Евгений застрял на трое суток. Досуг он проводил в трактире, в компании двух офицеров, время от времени посылая Вилимку к смотрителю узнать, нет ли лошадей? Мальчишка всякий раз возвращался с понурым видом и красноречиво качал головой. Ему тоже надоело торчать в этой дыре.

— Сдается мне, господа, — обратился как-то к своим товарищам граф Евгений, разливая в кружки кислое местное пиво, — что мы не выберемся отсюда до самого лета.

Офицеры угрюмо с ним соглашались. Один из них, совсем еще юный поручик гренадерского полка, с едва пробившимися над губой усиками и наивными глазами, крепко выругался, вызвав усмешки у собутыльников. Его спутник, постарше, в чине гусарского ротмистра, завел речь о женщинах.

— Что еще нам остается, господа, в нашем незавидном положении? — цинично заметил он. — Застряли мы тут надолго, а в компании женщин время пройдет незаметно. Вот не далее как вчера я познакомился с одной весьма пикантной особой… — Он обвел взглядом трактир, ища кого-то, и вдруг встрепенулся. — Да вот она, кстати! Легка на помине! Глашка! — крикнул ротмистр статной девке с распущенными черными, как смоль, волосами. Та о чем-то развязно беседовала с трактирщиком, облокотившись на прилавок, и тут же обернулась к офицерам, заслышав свое имя. — Поди сюда! — позвал ее ротмистр.

Глафира не заставила себя долго ждать. Через миг она уже уселась на коленях у гусара и, выхватив из его рук кружку с пивом, приложилась к ней губами.

— Фи! Что за дрянь вы пьете? — поморщилась Глашка, ставя на стол кружку.

— А тебе небось хотелось бы пуншу? — с лукавой улыбкой подмигнул ей ротмистр.

— Разумеется, красавчик, — она растрепала его редкие волосы, — я ничего, кроме пунша, не пью.

— А вот приведешь к нам подружек, тогда закажем пунш. — Он покачал ее на коленях, чем вызвал у Глафиры приступ смеха.

— Постойте, ротмистр, — остановил его Евгений, — на меня не рассчитывайте.

— Разве вы не будете с нами пить, граф? — На этот раз гусар подмигнул юному поручику.