Он приник к ней, заключая ее в свои объятия так, словно ни за что не хотел отпускать.
Желание, зародившееся где-то глубоко внутри нее, выплеснулось наружу. Их спины, бедра и все изгибы тел блестели от пота. Его дыхание участилось. Ее зубы вдавились ему в плечо. Она судорожно содрогнулась.
Он издал тихий продолжительный стон, и его тело обмякло и потяжелело. Он погрузился лицом в ее волосы.
Она продолжала лежать, слушая его дыхание и жужжание вращавшегося над ними вентилятора. Она чувствовала, как бьется в груди его сердце. «Оно того стоило», – думала она, – ради такого ничего не жалко.
Опершись на локоть, Ной смотрел на нее. Под его неотступным взглядом ей казалось, что он пытался найти в ее лице что-то потерянное. Большим пальцем он убрал с ее виска влажную прядь волос.
– Прости меня, Миа, за то, что я так уехал.
Ной на какое-то время замолчал, но она ждала, чувствуя, что ему хотелось сказать что-то еще.
– Был хороший прогноз, Джез разузнал про рейсы, и мы просто взяли да сорвались. Надо было тебя найти. Чтобы самому тебе все сказать. Но я не знал, что говорить. – Он отвел взгляд. – И чего мне хотелось.
Она сглотнула:
– А теперь?
Он перевернулся на спину, вытянувшись во весь рост. Его живот стал плоским, он положил руки за голову.
– То, что между нами происходит… для меня… уже немало.
Миа понимала. Когда она летела на Бали, она перечитывала в своем дневнике слова написанных ее отцом песен. Во многих из его последних сочинений говорилось о беспомощности пребывания в состоянии влюбленности, и эти тексты приводили ее в восхищение: в них он словно приоткрывал дверь в ее собственное сознание и в точности разъяснял ей, что она чувствовала. Эти песни не были сопливыми романтическими балладами – в них весьма образно говорилось о хрупкости счастья и эмоциональной обреченности. Они настолько запали ей в душу, что она ощутила схожесть их жизней, похожих на две параллельно бегущие железнодорожные ветки.
– И для меня это тоже немало, – отозвалась она.
И вот они были вместе. В моменты безмолвия она пыталась робко представить себе свое будущее с Ноем: вот они вместе путешествуют по Индонезии, гуляют рука об руку по пустынным пляжам, а потом – уже позже – едут в Англию, в Корнуолл, где она покажет ему свое море.
– Я знаю лишь то, что я рад, что ты здесь, – сказал он.
Миа улыбнулась и решила не отвечать, понимая, что этим уже и так все сказано. Повернувшись на кровати, она легла затылком ему на живот и стала наблюдать за вращавшимися лопастями вентилятора. Сквозь шуршания воздуха ей были слышны гул генератора и басовые частоты доносившейся с террасы песни.
– Расскажи мне про Бали, – попросила она.
Он вздохнул, и ее голова качнулась у него на животе.
– Вода потрясающая – чистая, прозрачная, волны катят прямо из Индийского океана. Сейчас тут полно народу. В известных местах везде толпы и много показухи.
– Ты бывал здесь раньше?
– Я целый год жил здесь.
– Когда?
– Когда мне было шестнадцать.
– С семьей?
– Нет. Один.
Она попыталась представить себя шестнадцатилетней, живущей самостоятельно в чужой стране.