А всё-таки, что ей не сиделось в своём болоте? Вот и лешача́та к людям вышли, и береги́ни тоже подались в город. Что их оттуда гонит?

С такими мыслями я поднял голову, увидев продирающегося сквозь толпу Василия.

– Ты как, живой? – сразу выпалил вампир, глядя на меня сквозь жёлтые горнолыжные очки.

Я кивнул, а он продолжил.

– А я гляжу, сообщение, типа заказ вами принят. Я же всех на уши поднял. Три штрафа на камерах словил за превышение. Братан, не делай так больше.

Я сидел на асфальте, слушая толстого упыря и глядя на женщину, прижимающую к себе спасённого мальчика. Та рыдала, сидя на коленях. И всё же, правильно, что стал охотником. Столько людей поубивал, а теперь пришла пора спасать их. Так подумал я, протянув голову кикиморы Василию. Пусть сам занимается бумажками.

Я лежал на диване, держась за нестерпимо гудящую голову и укрывшись тёплым синтепоновым одеялом. Прошлая неделя прошла спокойно, мы лишь пару раз выезжали ловить мусорных монстров, похожих на тех, что встретили вместе с лисятами-лешача́тами. А вот всю сегодняшнюю ночь гонялся за гремлинами по супермаркету и получил по шее от мертвя́чки. Еле осилил, поотрывав руки-ноги только благодаря превращению в дикого зверя. Труп потом большом в чёрном мешке забрала полиция для проведения опознания. Говорят, убийство.

Голова болела нещадно и совершенно не желала думать. Хотелось лежать и не вставать. А я ведь раньше считал, что в облике зверя неуязвим. И вот накося выкуси! Оказалось, что боль от заживших ран просто откладывается на более позднее время, возвращаясь сторицей. Неслучившиеся переломы выворачивали кости ноющей болью, зажившие раны горели, а кожу как кипятком ошпарили, и сто раз подумаешь, прежде чем снова геройствовать.

В голове вместе с болью частым эхом звучали слова навьи из магазина: «Такой же, как они. Ненавижу!»

Мысли были тяжёлые, как валуны, и ворочались очень неохотно, но раз за разом возвращались к этим словам.

– Ну отчего такой же... Не такой я, — с обидой пробормотал, стукнув кулаком по подлокотнику дивана. – Ни капельки не похож. И что она себе понапридумала?

Я вздохнул. Вернувшиеся из-за кромки уже не люди. Их рассудок вывернут наизнанку, как снятая с дичи шкурка, и юродивого порой проще понять, чем сумасшедшую нежить.

Я снова вздохнул и поглядел на стол, где лежала карточка. Два раза уже сам ходил в магазин, покупая хлеб, молоко и жестянки с тушёным мясом. А какой вкусный хлеб сейчас делают, и с пряным зерном, и сладкий, и вообще какой хошь. Не могу удержаться, чтоб полкаравая не съесть по пути. Он напоминал мне о матушке, она всегда старалась баловать нас в прежнюю жизнь.

Карточка. На неё скинули хороший заработок. Ведь мы перебили больше пятнадцати гремлинов и настоящую навью. После ночной охоты одёжа до сих пор сохнет на верёвке. Даже нынешнее чудо с названием «стиральная машинка» с трудом отстирало чёрную кровь нечисти, яичные желтки и сок давленых ягод.

– Вась, а у нас есть что пожрать?! – позвал я упыря и прислушался, а потом тихо выругался.

Василий ещё утром умчался на самолёт. Говорил, хочет дочек повидать. И как раз денежка появилась на билеты.