Пение Гореславы стало совсем громким и разлетелось, отражаясь от стен и вплетаясь в охрипший вопль обречённого людоеда. Протяжные слова заставили стёкла домов и машин зазвенеть в ответ, словно они тоже подпевали.
З-з-зинь. Динь. Динь.
А потом резкий взмах руки. Блестящий в свете фонарей нож уронил на асфальт желтоватую жижу, и всё разом смолкло. От навалившейся тишины в ушах тихо зазвенело, а шёпот зевак показался громким шумом.
– И́зо свиа́та во мо́рак, – произнесла хозяйка Лютолесья, вставая во весь рост.
Она обошла труп и приблизилась к высаженному посреди газона папоротнику, вытянув к нему руку с ножом. С белого лезвия на перистые листья капнула кровь лесного людоеда. В тот же миг земля дрогнула, издав гул, какой остаётся после удара по туго натянутому барабану. Свет фонарей, ламп и автомобильных фар разом погас, погрузив двор во тьму. Кто-то неподалёку охнул, кто-то громко выругался.
– Ярик, гляди! – прокричала Муркина и вытянула руку в сторону цветка.
А там разгорался меняющийся в цвете огонёк. От него, подобно семенам одуванчика, в разные стороны разлетались радужные искры, падая на траву, бетонные бордюры подножие медного истукана и хвою ёлочек.
– Цвет папоротника, – прошептал Вась Вась, а потом сорвался с места, бросившись к огоньку.
– Стой! – заорал я и бросился навстречу, но остановить вампира не успевал.
Тот был ближе.
Я только начал бег, а он уже преодолел треть. Метнувшуюся наперерез Соколину отбросило в сторону, словно девчонку, вставшую на пути у взбесившейся лошади, и я даже удивиться не успел, откуда у него столько сил. Лишь в последний миг раздался выстрел, и вампир упал на траву. Но даже там он продолжил ползти к цветку, пылая алыми глазами.
– Он идёт, – прохрипел Вась Вась, скребя пальцами газон. – Я преподнесу ему дар. Пустите меня.
Я подскочил к упырю и прижал к траве, навалившись всем весом.
– Что с тобой?
– Пусти, пожалуйста, – протянул вампир, вытянув к цветку руку, и откуда столько сил у него? Диву даться можно. – Я должен! – Прокричал он и дёрнул головой, пытаясь меня укусить.
– Кто этот владыка? – спросил я, нагнувшись поближе к его уху.
– Голос в голове. Он шепчет. Шепчет, что владыка идёт, что он самый лучший, что он свет во тьме.
– Ярополк, – закричала Гореслава, – ты должен сорвать цвет первым!
Лесная дева держала поперёк тела Муркину, которая вырывалась и шипела, как кошка.
– Что с ней? – спросил я, поднимая голову.
– Дурень, – процедила лесная дева, – цветок тянет многих из числа нечисти. А она тоже нечисть.
Я стиснул зубы и несколько раз ударил Вась Вася по голове, отчего тот обмяк, а потом схватил за лодыжку и подтащил к трупу людоеда, с которого торопливо начал стягивать верёвку.
– Тише, Василий, – бормотал я. – Полежишь тихонько, а опосля отдадим тебя Егору Олеговичу. Уж он-то найдёт способ тебя вылечить.
Вампир дёрнулся и пришлось на него навалиться, чтоб не вырвался. Тем временем Гореслава вместе Соколиной замотали каким-то шнурком руки и ноги Муркиной. Дмитрий же приставил к голове духа-хранителя этого газона волшебную палочку и процедил: