– Что будет дальше? – спросила Джинни. – Он будет сидеть до суда?

– Вряд ли. – Эндрю махнул рукой. – Через день-два, когда внимание к делу ослабеет, Церковь тихо внесет залог. Адвокат просил освободить его под собственную гарантию явки, утверждая, что он неопасен для общества и не сбежит, но судья отказал. Им придется отсчитать сто тысяч, а остальное депонировать в качестве залога. Церковь умеет это делать, они его вытащат. Все то же самое его ждет в Чикаго.

События развивались невероятным образом. Блу хватило смелости нарушить молчание, Джинни ему поверила, они обратились к тем, к кому следовало, делом занялся Эндрю. Но это было еще только начало. Впереди ждало продолжение следствия, тщательная подготовка к судебному процессу; где-то через год состоится суд, если Грэм до того не признает себя виновным и не избавит штат от расходов на процесс. После этого его ждал суд в Иллинойсе. Одно было ясно уже теперь: он сядет в тюрьму, где, как знали Блу, Джинни и Эндрю, ему было самое место.

Из-за всех этих хлопот Джинни не удалось устроить для Блу и себя нормальных каникул; один день они провели на пляже в Лонг-Айленде, еще раз побывали на концерте в парке. Эндрю водил их на бродвейский мюзикл – первый в жизни Блу. «Призрак оперы» привел его в восторг. В День труда они снова плавали на яхте Эндрю.

Обстановка стала спокойнее, и после Дня труда Блу приступил к учебе в школе «Ла Гуардиа Артс». Джинни выполнила свое обещание: в первый учебный день она привела его к школе на Амстердам-авеню, но входить внутрь не стала. Дальше он должен был справляться сам – первокурсник средней школы, мечтавший о музыкальной карьере. Джинни вспомнила, как впервые привела Криса в детский сад, и проплакала в подземке всю дорогу до дому. Она думала позвонить Эндрю, но не захотела отпугивать его своей плаксивостью, к тому же знала, что он занят. Их тесно связал Блу, довольно и этого.

Странно было возвращаться домой одной, оставив Блу в школе. Утром впервые за несколько недель позвонила Бекки, и Джинни сказала ей, что Блу приступает к учебе в средней школе.

– Не могу поверить, что ты столько для него сделала! – воскликнула Бекки, на этот раз восторженно, без осуждения в голосе. Ее дети приступили к учебе неделей раньше, и Бекки радовалась, что может заняться собой. Лето выдалось долгое и тяжелое: дети три месяца были дома, умер отец… Джинни рассказала ей о предъявлении Теду Грэму обвинения и о том, что пострадавших от него теперь насчитывается семнадцать, включая Блу. Бекки была потрясена.

– Трудно поверить, что священник мог такое натворить, хотя я читала о деле. Думаешь, он признает свою вину? – Теперь дело вызывало у нее интерес, хотя раньше она не верила сестре и Блу. Раз обвинения исходили от других, в них можно было поверить. Даже ей сложно было назвать врунами семнадцать человек, среди которых были и взрослые мужчины, ранние жертвы развратника. Сестры поболтали несколько минут и распрощались: у обеих были дела.

Был также звонок от Кевина Каллагана. Прочтя о нью-йоркском священнике, обвиняемом в сексуальных преступлениях, он догадался, что это дело Джинни, о котором она просила его совета несколько месяцев назад.