Расплатился. Граф намекнул, что нужно бы прибавить. Вот что Париж делает с цветом русской аристократии!

И я распрощался с графом.

«Мушкетон» — на вывеске был изображен толстый счастливый буржуа, держащий в одной руке вилку с наколотой котлеткой или чем-то вроде, а в другой — бутылку вина. И надпись, гласившая, что ресторанчик сей ведет начало с тысяча восемьсот сорок седьмого года, и что основал его господин Дюма.

Это уже система, да.

В ресторанчике было два зала: большой, он же общий, и малый, для компаний, желающих отдохнуть наособицу.

Меня провели в малый.

Я ждал, что людей будет немного, но что так немного… В зале был только сам Борис Васильевич и дама неопределенных лет, может, пятидесяти, может, семидесяти. Скорее последнее, здесь люди часто выглядят моложе своих лет, и редко — старше, особенно люди, не стоящие у станка и не окучивающие картофель в поле.

— Нет, Михаил, гости будут, но чуть позже. А пока позвольте представить вас: Михаил Чижик, кавалер Ордена Капитанов Ливийской Революции, комсомолец, композитор и музыкант, а также новая шахматная звезда. Можно сказать — сверхновая!

Я поклонился малым поклоном, как принято кланяться малознакомым дамам. Ну, было принято. До революции. Гимназистов учили, а уж юнкеров и подавно. А сейчас — людей искусства. Чтобы на сцене в образе князя Болконского в кулак не сморкались.

— Баронесса фон Тольтц, — представил даму Спасский и посмотрел на меня, ожидая реакцию.

Ну, какая может быть реакция. Руку баронессе я целовать не стал, да она и не протянула руки.

— Я вас оставлю. Пойду, распоряжусь… Михаил, вы какое вино пьете? Или сразу водку?

— Воду, если можно. Перье, или какая во Франции вода есть. Или боржом.

И Спасский нас покинул.

Устроил, понимаешь, тет-а-тет. Конспиративную встречу.

— Вы, Михаил, вижу, в недоумении, — начала баронесса. По-русски начала.

— Не то, чтобы в полном, госпожа баронесса, но да.

— Моя девичья фамилия — Соколова-Бельская, — сказала она. — И Маша, Мария Александровна, твоя мать — моя дочь.

— А я, стало быть, ваш внук, госпожа баронесса?

— Да, без сомнения, — подтвердила баронесса. — Ты вылитая копия своего деда.

— Барона Тольтца?

— Нет. Кузнецова, Александра Петровича Кузнецова.

Я не стал спрашивать, что да как. Сама расскажет.

— Что вам, Михаил, известно о родителях Марии?

— Почти ничего, — медленно ответил я. Спешить не нужно, не на флажке играю.

— А все-таки?

— Погибли в начале войны. Отец маменьки был военным, красным командиром, а мать — учительницей.

— На самом деле все было не совсем так. Её отец, мой муж, Александр Петрович Кузнецов, и в самом деле был командиром. Комбригом. Арестован и расстрелян летом тридцать восьмого года, среди других командиров высокого ранга. Я в это время работала во внешнеторговой организации, в Лондоне. Переводчицей. И, узнав об аресте Александра, решила не возвращаться в Советский Союз, понимая, что ничего хорошего меня там не ждет. Стала невозвращенкой. Ну, а потом, уже в сорок четвертом году вышла замуж за Генриха Тольтца, барона. И стала баронессой.

— А маменька? Мария Александровна?