Увы, он принес мне утренний «Ле Шаривари». Видите ли, его привлекла карикатура на ее величество на обложке: он так и не понял, что эти проклятые лягушатники попросту издеваются над нашей королевой. И лишь получив от меня взбучку, он догадался спросить, какие газеты меня интересуют.

Второй раз он вернулся уже с «Ле Фигаро». Я хотел снова его отругать: газета-то утренняя, я ему называл другие, – но тут увидел подзаголовок: «Экстренный выпуск! Покушение на нашего императора!» и впился глазами в текст. Свет померк перед моими глазами.

«Наш император получил лишь несколько легких ушибов, когда сопровождавший его придворный повалил императора на землю и закрыл своим телом». Кем был этот придворный, они не написали. Дальше: «Один из покушавшихся задержан. Нам стало известно, что покушавшиеся – поляки. Им удалось убить одного из гвардейцев императора, а также ранить цветочницу, прекрасную молодую парижанку».

Из дальнейшего описания этого происшествия стало ясно, что покушение с треском провалилось, и что полякам во Франции станет теперь весьма неуютно. Следующая – редакционная – статья гласила, если убрать из нее все ненужное: «Наша добрая Франция предоставила трусливым и подлым полякам убежище, когда они бежали из своей азиатской страны. И вот как эти неблагодарные отплатили нам за наше гостеприимство. Подобному сброду не место в Париже. Требуем закрыть отель „Ламбер“ и выслать всех, кто родился в Польше, либо от польских родителей, за пределы нашей великой родины».

Да уж, удружил Качковский своим соплеменникам… Единственное, что радовало, это то, что в газете не было ни единого упоминания Англии.

Вечер я провел за бутылкой дорогого коньяка, а утром проснулся со страшной головной болью. Я опасался визита французских чиновников – у меня, конечно, имелась дипломатическая неприкосновенность, но, если они нас заподозрят, то вполне вероятен разрыв дипломатических отношений, или как минимум объявление меня персоной нон грата.

Но пока все было тихо, и к вечеру меня немного отпустило. Тогда я и отправился в свой любимый парижский ресторан – конечно, когда мне не приходится встречаться с польским сбродом. И после четырех смен блюд под бутылку ротшильдовского «Лафита» – это после «шампань-касси» – мир уже не казался мне столь безнадежно хмурым.

Оставив Этьену щедрые чаевые, я, слегка пошатываясь, вышел на улицу, где меня ждал экипаж. Кучер помог мне в него забраться, и мы не спеша поехали в сторону отеля «Шарос» на рю дю Фобур Сент-Оноре, в котором располагались посольство Британии и моя резиденция.

Что было дальше, не помню. Очнулся я в какой-то неуютной комнате крепко привязанным к массивному дубовому стулу. Передо мной стояла странная металлическая тренога, на которой была укреплена какая-то пластина. А рядом находились двое мужчин в черных масках.

– Рад вас видеть, мой лорд, – сказал один из них на английском, но с акцентом, выдававшим жителя наших мятежных колоний в Новом Свете. – Надеюсь, вы себя чувствуете хорошо? Ах да, у вас же рот заклеен. Ничего, мы это сейчас исправим. Вот только настоятельно прошу вас не кричать громко.