И все же запираться далее было глупо, и Клавдия сдалась.

– Вы правы. Все именно так и было. Но Юрий в данном случае ни в чем не виноват. Все это я сделала по собственной инициативе и вопреки его желанию.

Анисимова отважно посмотрела на Кудрявцева, давая понять, что от своих слов не отступится.

– А почему он возражал? Не хотел вас подставлять?

– И это тоже. А еще по причине статуса.

– По причине, простите, чего?

– К тому времени в зэковской среде Юрий проходил по разряду так называемых положенцев. Которым, извините за жаргон, западло пользоваться льготами и послаблениями со стороны администрации.

– Теперь понял. И что, с тех пор вы его не…

– Нет. Больше мы не встречались, – покачала головой Клавдия. И, предупреждая возможный вопрос, добавила: – Где он сейчас, чем живет – не знаю.

– Что ж, спасибо за откровенность.

Кудрявцев высунулся в предбанник:

– Олег Сергеевич, мы через пару минут заканчиваем. Я вас попрошу, потрудитесь затем проводить Клавдию Михайловну. На борт.

– Как на борт? – потрясенно уставилась на кагэбэшника Анисимова. – А разве вы меня не аресто… не задерживаете?

– Не вижу необходимости. Единственное, вы должны пообещать, что этот разговор останется между нами. Договорились?

– Договорились, – растерянно подтвердила Клавдия. – Скажите, Юрий снова что-то натворил?

– Я не могу ответить на этот вопрос. Врать не хочу, а сказать честно – не имею права.

– А я очень сильно навредила ему своим… признанием?

– Нет. Может быть, даже наоборот – помогли.

Анисимова облегченно выдохнула. А затем неожиданно улыбнулась:

– А я вас, Владимир Николаевич, вспомнила.

– То есть? Разве мы?..

– Летом 42-го года вы провели одну ночь у нас в отряде. После того как каратели уничтожили вашу диверсионную группу.

– Было дело. Надо же, а вот я вас, к сожалению, совершенно не помню.

– В этом нет ничего удивительного, – грустно улыбнулась Анисимова. – «Мужчина двадцать лет спустя» и «женщина двадцать лет спустя» – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

– Не знаю, как в Одессе, но для своего возраста вы выглядите просто шикарно.

– А вы и про возраст мой разузнали?

– Ничего не поделаешь, служба.

– Согласна, дурацкий вопрос.

– В свою очередь соглашусь, что мой как бы комплимент исключительно бестактен. Клавдия Михайловна, раз уж такое дело, позвольте вопрос личного характера?

– Да, конечно.

– Вам известны обстоятельства гибели Михаила Михайловича Хромова?

Лицо Клавдии исказилось неподдельной болью.

– Нет. Я даже не знала, что дядя Миша погиб. Когда это случилось?

– Судя по всему, в ноябре 1942-го.

– Дело в том, что в конце августа у нас образовалась редкая возможность переправить на Большую землю партию раненых. Вместе с нею в Тихвин улетела и я. И с тех пор никого из наших больше не встречала. За исключением Юры. А что, это как-то связано…

– Нет. Просто Хромов был моим другом.

– Дядя Миша, он… он очень хороший человек. Был. Я его очень любила. Его и Сережу Лукина. Если бы не они, меня вообще могло не быть сейчас на этом свете.

– Как?! Как вы сказали? Сергей Лукин?

– Ну да.

– Он что? Он тоже был в вашем отряде?