— Я тебе уже ответила, — тихо сказала она. — Нет. Я не собираюсь мириться с оккупацией.

— Ну вот, — горько сказал Андрей. Нахлобучил на голову мокрую шляпу. — Почему молодость всегда так глупа и необузданна? Почему мне достается вся эта грязь, вся эта мерзкая погода, все эти отвратительные действия…

Он пошел к Насте — неторопливо, вытирая на ходу руки о полы пиджака, будто у него внезапно вспотели ладони. Впрочем, он такой и был весь — мокрый, липкий, то ли от ливня, то ли от пота.

— Стойте, — сказал я. — Андрей, остановитесь! Вы же взрослый умный мужчина! Она глупости говорит! Я ее сейчас заберу, она поживет у меня и опомнится!

— Не могу, — грустно сказал он. — Такова моя функция. Не препятствуйте, Ки…

Я ударил его в живот. Ногой в прыжке — ударом, который используют только герои восточных боевиков.

Андрей отлетел назад, к двери. Зашатался, но удержал равновесие. Я уже стоял в стойке — не знаю, как она называется. Наверное, у мудрых японцев и китайцев как-нибудь да называется — «пьяный журавль», «гадящий медведь» или «глупый функционал».

— Ты не прав! — сказал Андрей с обидой. — Ты что делаешь? Мы же свои! Мы функционалы, мы должны помогать друг другу!

— Пошел отсюда, — сказал я. — Выметайся. Я ее не…

Теперь договорить не удалось мне. Следующие десять секунд мы кружились между колоннами, осыпая друг друга ударами. Я получил несколько очень болезненных ударов в грудь, причем у меня сложилось нехорошее ощущение, что полицейский пытается сломать мне ребра над сердцем. Зато у Андрея очки превратились в крошево торчащих из лица стекол, а на правой руке все пальцы торчали веером под неестественными углами.

Боли, похоже, мы не ощущали оба.

В какой-то момент я обнаружил, что мы стоим напротив большого французского окна, крепко держа друг друга за руки и пытаясь ударить противником о стекло.

Но у нас обоих это не получается.

— Дурацкая ситуация, коллега! — сказал Андрей, помаргивая. Из правого века у него торчал осколок очков, и я с содроганием понял, что при каждом движении века стекло скребет по глазному яблоку. — Я очень далеко от своей функции и поэтому значительно слабее, чем должен быть. У нас ничья, пат!

— Уходи, — ответил я. — Уходи и оставь нас.

— Но я не могу, ты должен меня понять!

— Я никому ничего не должен!

На лице Андрея отобразилось уныние.

— Тогда мы с тобой будем бороться, пока не появится кто-то третий. Верно?

— Верно, — сказала из-за его спины Настя и со всего размаха обрушила на его голову чугунный казанок.

Чугунный (да пусть и алюминиевый) казан — это вам не тефлоновая лохань с патентованным многослойным дном. Казан — это тайное оружие азиатов, надежный боевой друг татаро-монголов, незаменимый спутник и неприхотливого туриста, и городского любителя вкусно покушать. Он не нуждается в антипригарных покрытиях сомнительного происхождения и моющих средствах, которые растворяют жир даже в холодной воде, ёршиках и щетках. У бывалого казана нагар заполняет все его поры и образует гладкую, блестящую чёрную поверхность, хранящую в себе ароматы былых пловов, запечённого мяса, шурпы и всех тех яств, что тот казан видывал на своём веку. В хорошем старом казане самая простая еда превратится в блюдо из сказок «Тысячи и одной ночи». А сам казан со временем становится всё тяжелее, неся на своей поверхности антрацитовые следы истории.