— Русские монахи богатые, Зося!
Девушка кусала губы и злилась…
— То-то вы заглядываетесь на игумена. И тут не можете позабыть пана ксендза.
— Как тебе не стыдно, — нельзя же девушке сразу бросаться на шею мужчине, хоть он и богат, и красив, ты не знаешь монахов русских…
— Монахи все одинаковы!
Николка уходил в монастырь и вспоминал бирюзу Зосиных глаз, локоны и завитки, темные брови подведенные, холеные руки в дешевых перстнях, задорные взгляды и вздрагивающие розоватые ноздри. Чувствовал запах каких-то острых духов, исходивший от тела девушки, и зажмуривал глаза, видя глубокий вырез груди.
Монастырь еще держался устава — по-прежнему запирали спозаранка святые ворота, по-старому в полупустом новом соборе служили обедни и первое время ходили беженцы, а потом опустел храм, обволакивая стены черными неподвижными мантиями, — все еще боялись черного иеромонаха Поликарпа, редко выходившего из своей келии, и только в келии стали чаще заходить беженки, из корысти наживаться монашеским, пока иноки не раскусили хитрости, а потом — вместо беженок льстивых и плачущих — начали забегать молодые солдатки с Полпенки лишний раз полы вымыть в келии.
И к весне, когда потянулись из болот и лесов туманы, приехала в монастырь комиссия — осмотреть гостиницы пустовавшие. Военные вошли к Гервасию и объявили ему:
— Приготовьте гостиницы для лазарета.
Николка покорно смотрел на приехавших и спросил нерешительно:
— А что же братия?
— Санитарами будут, милосердными братьями.
И в первый раз за все время первый пришел Поликарп к игумену в клобуке и в рясе, с серебряным академическим значком у ворота. Коротко благословил военных, снова выслушал и спокойно, уверенный в каждом слове своем — предложил:
— Разрешите братии послужить и полезными быть во имя человеколюбия.
Старший врач повторил, что монахи будут санитарами, и спросил:
— Что же еще?
— Я думаю, что монастырь должен взять на себя доставку со станции, — мы организуем, с вашего разрешения, это своими силами, — у нас лошадей достаточно.
Полковник отозвался первый:
— Великолепная мысль, батюшка, не нужно будет лишних расходов. А кто же возьмется за это?
— Я и отец игумен.
Николка кивнул головой и пропел бархатом:
— Для родины братия охотно трудиться будет.
Полковник перебил игумена, обращаясь к Поликарпу:
— Может быть, монастырь возьмется и хлеб печь для раненых и персонала?
— И хлеб и варку пищи. При монастыре живут беженцы — многие женщины сиделками могут быть…
И, осматривая гостиницы, Поликарп вместе с комиссией распределял уже помещения для госпиталя и персонала, Гервасий ходил за ним молча, поддакивая и соглашаясь с каждым словом его, думая, что опять черный монах будет в монастыре хозяином.
А когда вечером Поликарп вызвал к себе Гервасия — говорил ему:
— Труд спасет иноков от искушения, а если и согрешит кто — трудом искупит.
— Вы сами знаете, — доходов нет у монастыря и дела нет и мы должны трудиться. Помощников я найду. С хутора все хозяйство переведите к монастырю на скотный двор. Мать Арефия стара для хозяйства. Для раненых потребуются молочные продукты, монастырь их будет продавать лазарету. Учет будет вести хуторская хозяйка.