— Что случилось?
— Мобилизация, милый друг, объявлена, а мы тут сидим, ничего не знаем… я тоже должен ехать, я приписан к полку, — покину тебя, милый друг, — собираться пойду… Но мы встретимся., я найду тебя, обязательно!
Поликарп проводил Ксенофонта до кельи эконома, где тот остановился, и, войдя в келию, сказал Борису:
— Восстанет народ на народ и царство на царство и будут глады и смятения, и во всех народах прежде должно быть проповедано евангелие. Предаст же брат брата на смерть и отец детей, и восстанут дети на родителей, и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя мое. Горе беременным и питающим сосцами в те дни! И если бы господь не сократил тех дней, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных, которых он избрал, сократил те дни. И тогда он соберет избранных своих от четырех ветров, от края земли до края неба. Небо и земля пройдут, но слова мои не пройдут. А что вам говорю всем: бодрствуйте!
Послушник удивленно посмотрел на своего учителя.
— Ты ничего не знаешь?
— Ничего, учитель!
— Объявлена мобилизация и будет война, — всеевропейская.
— Господи!..
— Не плакать, а радоваться должно, ибо приблизится грядущее царствие.
VIII
Послушники, строгавшие золотую стружку, запасные солдаты, ушли на войну; увели с конюшни жеребцов, числившихся в ремонтной комиссии, снова опустел монастырь и приуныли без богомольцев монахи. Одиноко стояла в левом приделе нового собора серебряная рака преподобного старца и глухим шепотом читали схимники бесконечные, заученные наизусть псалмы. Николка ходил опущенный, — мечтал, что монастырские доходы потекут вместе со славою о чудесах и о его игуменстве. Потом приехал исправник и пошел прямо в игуменские покои, — послушники испуганно зашептались, боясь призыва в армию. Костя молча открыл дверь и впустил начальство, остался в прихожей и слышал, как исправник говорил игумену:
— Ничего не могу сделать, отец игумен, — распоряжение губернатора, нельзя же людей оставлять без крова!
— Но ведь это же великий соблазн братии, наш монастырь строгий!..
— Приказано вас уведомить. Я сам небольшое лицо и обязан исполнять распоряжения…
— Но куда же их разместить?
— В дачи, у вас дачи пустуют, а потом в людские бараки… Завтра придет первый поезд, пусть иноки помогут несчастным людям!
— А кто же их кормить будет? У нас монастырь бедный, братия питается скудно…
Исправнику надоело слушать и уговаривать, и он приказал:
— Вышлите линейки на станцию и разместите в дачах, — теперь все подчиняются распоряжениям военных властей и никуда никакие просьбы не могут помочь.
Растерянный Николка прибежал к Поликарпу, рассказал ему…
— Вы говорите беженцы?
— Братии великое искушение… Составьте просьбу в синод, спасите обитель нашу. Объедят они нас, обидят…
— Мы должны подчиниться!..
Рано утром на запасном пути остановился товарный поезд и люди начали выгружать из вагонов корзины, кульки, свертки, оглядываясь на лес и платформу. Поезд ушел, и все остались дожидаться, приставая к станционному монаху, обычно бегавшему около вагонов пассажирских поездов и собиравшему даяние на обитель, позванивая колокольчиком.