— Ого, дерзкий, чтобы получить больший выкуп! Он сделал как раз обратное тому, что делают овощные торговцы, которые слегка ударяют весы пальцем, я понимаю это. Но есть две вещи, которые для меня менее ясны. Во-первых, ты говоришь, что этот воин, живший более чем две тысячи лет назад, был одним из наших предков?

— Да, в том смысле, что Бренн и галлы, которыми он предводительствовал, принадлежали к расе, давшей происхождение всем нам.

— Подожди минуту. Ты говоришь, что это были галлы?

— Да, дедушка.

— Значит, мы произошли от галльской расы?

— Конечно.

— Но мы французы! Как, черт возьми, примиришь ты это, мой парень?

— Дело в том, что наша страна… наша родина не всегда называлась Францией.

— Стой… стой… стой… — сказал старик, вынимая трубку изо рта. — Как, Франция не всегда называлась Францией?

— Нет, дедушка. В незапамятные времена наше отечество называлось Галлией и было республикой, столь же славной и столь же могущественной, но более счастливой и вдвое более обширной, чем Франция времен империи. К несчастью, почти около двух тысяч лет назад в Галлии начались раздоры, провинции поднимались одна против другой…

— Да, в этом всегда лежит главное зло. К тому же самому — к посеву раздоров — прилагали все усилия священники и роялисты во время революции.

— В Галлии, дедушка, несколько столетий назад случилось то же самое, что во Франции в четырнадцатом и пятнадцатом годах.

— Нашествие чужеземцев!

— Верно. Римляне, некогда побежденные Бренном, сделались очень могущественными. Они воспользовались раздорами наших предков и завладели их страной…

— Совершенно так, как казаки и пруссаки завладели нами?

— Совсем так же. Но то, что не осмелились сделать казаки и пруссаки, приятели Бурбонов, и, конечно, не осмелились не потому, что у них не было желания, — то сделали римляне, и, несмотря на героическое сопротивление, наши храбрые, как львы, но, к сожалению, ослабленные раздорами предки были обращены в рабство так точно, как в настоящее время обращают в рабство в некоторых колониях негров.

— Боже, возможно ли это!

— Да, на них надевали железные ошейники, на которых было вырезано имя их господина, если только это имя не выжигали раскаленным железом на лбу. А когда они пытались убежать, их господа приказывали отрезать им нос и уши или даже руки и ноги.

— Наши предки!

— Иногда господа бросали их для забавы на растерзание диким зверям или замучивали пытками, когда они отказывались под кнутом победителя возделывать земли, которые прежде принадлежали им…

— Разумеется!

— Поэтому галлы после бесчисленных восстаний…

— Да, мой мальчик, это средство не ново, но оно всегда помогает… Да! — добавил старик, ударив большим пальцем по концу трубки. — Да, видишь, Жорж, всегда рано или поздно приходится прибегнуть к революции, как в семьсот восемьдесят девятом, как в восемьсот тридцатом, как, быть может, завтра.

«Бедный дедушка! — подумал Жорж. — Он и не подозревает, как верно угадал».

А вслух он проговорил:

— Вы правы, чтобы завоевать свободу, надо, чтобы народ сам ее добыл, и только силой народ может получить полную свободу, сверху же ему дадут только жалкое ее подобие. Его обворуют, как это случилось восемнадцать лет назад.