Поэтому вместо того чтобы все закончилось более или менее спокойно и те, кто сгорел заживо той ночью, остались бы в живых, точку поставил «Легион благопристойности». В начале того ноября они прибыли в своих белых балахонах и устроили себе барбекю.

Он опять замолчал, но воду пить не стал, лишь задумчиво уставился в дальний конец палаты. Где-то зазвенел звонок, и медсестра прошла мимо открытой двери, подошвы ее туфель легонько шуршали по линолеуму. Я слышал, что где-то работает телевизор, где-то еще – радио. Помню, что слышал и ветер, завывающий за окном, цепляющийся за угол здания. И хотя стоял август, ветер нагонял холод. И он ничего не знал о «Сотне Кейна» [184], который показывали по телевизору, или о песне «Шагай, как мужчина», которую «Фор Сизонс» [185] пели по радио.

– Некоторые прошли через лесополосу, которая разделяла базу и Западный Бродвей, – наконец продолжил отец. – Должно быть, встретились в чьем-то доме по другую сторону лесополосы, может, в подвале, чтобы переодеться в балахоны и изготовить факелы, которыми они воспользовались.

Я слышал, что другие заехали на базу по Риджлайн-роуд, тогда это была главная дорога, ведущая туда. Я слышал, уж не помню где и от кого, что они приехали на новеньком «паккарде», уже одетые в белые балахоны, с белыми гоблинскими шапками, лежащими на коленях, и факелами – на полу. Факелы они изготовили из бейсбольных бит. Толстую часть обмотали паклей и закрепили ее красными резиновыми кольцами, какие домохозяйки используют при консервировании. Там, где Риджлайн-роуд отходит от Уитчем-роуд, стояла будка ККП, но охрана пропустила этот «паккард».

Происходило все в субботу, так что клуб ходил ходуном. Внутрь набились две, а то и три сотни человек. И тут подъехали эти шесть или восемь мужчин, в зелено-бутылочном «паккарде», а другие вышли из лесополосы между армейской базой и роскошными особняками Западного Бродвея. Молодые среди них составляли меньшинство, и я иногда думаю, у скольких на следующий день началась ангина или вновь открылась язва. Надеюсь, что у многих. Эти мерзкие, подлые подонки-убийцы.

«Паккард» остановился на холме и дважды мигнул фарами. Четверо мужчин вышли из него и присоединились к остальным. Некоторые держали в руках двухгаллоновые канистры с бензином, какие в те годы продавались на автозаправочных станциях. У всех были факелы. Один из мужчин остался за рулем «паккарда». Мюллер ездил на «паккарде», знаешь ли. Да, ездил. На зеленом.

Вместе они подошли к заднему торцу «Черного пятна» и смочили факелы бензином. Возможно, они хотели только попугать нас. Я слышал и обратное, но слышал и такую версию. Мне хотелось бы верить, что именно это они и собирались сделать, потому что даже теперь нет во мне столько злобы, чтобы верить в худшее.

Очень возможно, что бензин пролился и на рукоятки факелов, поэтому, когда их зажгли, те, кто держал факелы, в панике отбросили их для того лишь, чтобы от них избавиться. Как бы то ни было, черная ноябрьская ночь внезапно осветилась факелами. Некоторые поднимали их и размахивали над головой, маленькие горящие куски пакли разлетались в стороны. Некоторые смеялись. Но другие, как я и сказал, зашвырнули факелы через окна в задней стене на кухню. Через минуту-полторы клуб уже горел.