— Все верно. А Сорди часто играл в фильмах Феллини. По-моему, они были друзьями. — Дронго вспомнил великого итальянского трагического комика и улыбнулся. Сорди создал незабываемые образы на экране. И вообще в 50-е и 60-е годы прошлого века итальянское кино сделало больше для развития культуры, чем любой другой кинематограф мира. Ему припомнилось, как один из его друзей уверял, что в мире вообще существуют только две по-настоящему кинематографические нации — итальянцы и грузины. Можно поставить камеру на улице и снимать подряд всех прохожих — все будет выглядеть органично и естественно. Правда, затем его друг сказал, что к этим двум нациям нужно добавить и евреев. На что Дронго справедливо заметил, что евреи в любом деле стараются не быть последними. И этому у них стоит учиться.
— Вы о чем-то задумались? — спросила Аяччо, осторожно дотронувшись до его локтя.
— Нет, — ответил Дронго, улыбнувшись, — мы уже пришли. Вот ваша площадь. Может, мне помочь вам найти нужный магазин?
— Я его уже нашла, — показала Аяччо на здание возле памятника, — до свидания.
Она как-то замялась на прощание. Дронго подумал, что нужно произнести какие-то добрые слова. Или объяснить, почему он даже не спросил, где она живет. Но слова были не нужны. Они встретились, чтобы расстаться — таковы их судьбы. Встретились случайно в Риме на расстоянии многих тысяч километров от своих городов и теперь расстаются навсегда. Он пожал ее прохладную узкую ладошку и опять улыбнулся на прощание.
— До свидания. — Она чуть поклонилась и, немного покраснев, поспешила в свой магазин.
Дронго почему-то тоже поклонился и повернул обратно. Однако, сделав пару шагов, обернулся. Аяччо тоже обернулась и весело помахала ему рукой. Он пошел к стоянке такси, и в этот момент зазвонил его мобильный телефон.
— Слушаю, — быстро ответил Дронго.
— Они его взяли, — сообщил Брюлей. — Где ты находишься? Приезжай скорее к нам.
Глава 9
По дороге в комиссариат Дронго выбросил пакет. Являться с пакетом от «Бриони» в полицию выглядело бы дурным тоном и нелепым пижонством. Он повесил свой новый плащ на вешалку, оставил там же свою старую легкую куртку и вошел в кабинет Террачини, где уже собрались все основные участники их операции. В этот момент Террачини стоял, прислонившись к столу, и о чем-то говорил. Брюлей и Даббс сидели на стульях, слушая хозяина кабинета. Завидев Дронго, Террачини прервал свою речь.
— Его взяли, — коротко сообщил он ему.
— Где? — поинтересовался Дронго.
— В Лондоне.
Даббс недовольно пожал плечами. От Дронго не укрылся и этот жест.
— Значит, мне звонил кто-то другой, — резонно заметил он. — Этот тип не мог быть одновременно и в Риме, и в Лондоне. Но говоривший был явно не итальянец — я различил бы итальянский акцент.
— Подожди, — попросил Брюлей, — мы как раз говорили об этом. То, что ты сейчас сказал, вольно или невольно ставит под сомнение все усилия нашего коллеги Доула.
— Нет, не ставит, — возразил Дронго. — Доул нашел именно того англичанина, который отправил из Кельна сообщение по Интернету. Но совсем не обязательно, что Джордж Эннеси тот самый «мясник». Доул этого тоже не утверждает. Как его взяли? — обратился он к Террачини.