– Исчез, – сказал Ло, когда свет померк и остался только падающий снег.

– Это все? – робко спросила Аполлина.

– Думаю, что да, – ответил Хэмел. По щекам его текли слезы.

Ветер с новой силой раздувал пламя в лесу, но это уже было неважно. Им больше незачем прятаться.

Сюзанна посмотрела на Кэла, которого она прижимала к груди, как когда-то Джерихо. Но Джерихо умер у нее на руках, а Кэлу она не даст умереть. Горящий пиджак опалил ему кожу, но это пройдет.

– Как он? – спросил чей-то незнакомый голос.

Она подняла глаза и увидела низенького человека, закутанного в теплую одежду.

– Вы Сюзанна? Меня зовут Глюк. Я друг Кэлхоуна.

– Добро пожаловать, – сказал кто-то.

Глюк просиял.

– Он не умрет, – Сюзанна погладила Кэла по голове. – Ему нужно отдохнуть.

– Да, этой ночью ему пришлось поработать, – сказал Нимрод. На его исхудавшем лице тоже блестели слезы.

Кругом была пустыня, и Кэл был песком в ней, и все его мечты и надежды были песком. Все уносил безжалостный ветер.

Он ощутил состояние Уриэля до его исцеления – бесконечную пустоту и отчаяние, – и это привело его в пустыню, откуда он не знал выхода. В конечном счете, все пустыня – огонь, снег и песок – и ему суждено блуждать в ней, пока держат ноги.

А потом он упадет и станет песком.

Сперва они думали, что он просто спит. Пульс его был нормальным, кости целы. Ему нужно только отдохнуть.

Но когда он проснулся на следующий день в доме Глюка, стало ясно, что с ним что-то произошло. Его глаза открылись, но Кэла в них не было. Он никого и ничего не узнавал.

Сюзанна не могла знать, что он видел, но понимала, что общение с даром Иммаколаты и тем более с Уриэлем не прошло бесследно.

Когда через два дня улучшения не наступило, они показали его врачам, но те не нашли никаких отклонений в его физическом состоянии. Это не была кома или транс. Единственное, на что это походило – лунатизм, хождение во сне. Один из них даже предположил, что он сам внушил себе это состояние. Сюзанна не исключала и такой возможности.

Песок продолжал кружиться.

Иногда он слышал чьи-то отдаленные голоса, но они быстро исчезали, и он снова оставался один. Это было хорошо – если эти голоса пытались увести его куда-то за пределы пустыни, это могло причинить ему боль. Скоро они все равно умрут и тоже станут песком. Так всегда было и всегда будет.

Сюзанна ежедневно по несколько часов говорила с ним, рассказывая о местах и людях, знакомых ему. Он не реагировал даже взглядом.

Иногда она приходила в тихое бешенство. Она же любит его и хочет, чтобы он очнулся и был с ней. Порой она не могла сдержать бессильных слез и быстро уходила, боясь, что это еще больше усугубит его состояние.

Она даже пыталась воздействовать на него менструмом, но его крепость не смогла взять даже эта могучая сила. Ей все чаще казалось, что крепость необитаема.

За окном дома Глюка мало что менялось. Снег все падал и падал. Это была самая суровая зима с начала столетия.

Когда январь подошел к концу, люди уже не так часто интересовались Кэлом. У них были свои дела, и они говорили себе: он же все-таки не болен или, вернее, не чувствует боли. Даже Глюк тактично намекал, что она проводит с ним слишком много времени. Она уже сделала все, что можно ожидать от друга, и даже больше. Не пора ли заняться собой?