– Думаю, мы почти на месте, – сказала она, озираясь.
Лорен выпрямилась на пассажирском сиденье.
– Откуда ты знаешь? Больше похоже на какую-то заброшенную ферму.
– Я читала на их вебсайте. Тюрьма занимает семнадцать акров земли.
– Значит, она стоит в самом центре пустоты? А что еще ты там вычитала?
– Ну, это самая большая тюрьма для особо опасных преступников в Пенсильвании.
– О, просто отлично. Все или ничего.
– В ней содержится около тридцати семи сотен взрослых мужчин, совершивших преступления, которые классифицируются как особо опасные. Кроме того, у них есть две камеры смертников – единственные в штате.
– Ну вот, чудесное местечко для летних каникул.
– А еще у них есть страничка на Фейсбуке.
– Вау, – хмыкнула Лорен. – Фейсбук для преступников!
– Да. И аватар их странички – коала.
Кристина прибавила газу, заметив впереди с правой стороны массивное здание – вероятно, это и была тюрьма.
– А почему коала?
– Понятия не имею.
– А ты уверена, что нам удастся встретиться с Джефкотом?
– Я позвонила и попросила записать нас в его лист свиданий. Так что – да, уверена.
– Он, наверно, не откажется от компании.
– Или от прессы. Помни, я им сказала, что мы журналисты-фрилансеры.
– О’кей. Без комментариев.
Дальше они ехали в непривычной и нехарактерной для них тишине, потому что громадина надвигающегося на них здания тюрьмы здорово давила на психику. Кристина свернула направо там, где велел ей навигатор, хотя никакого знака не было, и они выехали на длинную заасфальтированную дорогу, которая привела их к развилке: справа была парковка для посетителей, о чем свидетельствовал знак, а слева высилось огромное, мрачное здание тюрьмы, окруженное пятидесятифутовым забором с колючей проволокой наверху. По углам здания стояли сторожевые вышки, уходящие, кажется, прямо в голубое небо.
– О господи, – сморщилась Лорен. – Может быть, поедем домой?
– Пока нет. – Кристина въехала на парковку, почти пустую, и выключила мотор.
– Здесь существуют правила. Мы не можем взять с собой телефоны или сумки, но обязаны показать удостоверения личности. У них есть ящички для ключей от машины, и нам можно принести с собой блокноты – но не ручки.
– А я могу взять с собой свое ружье?
– Да откуда у тебя ружье? Если у тебя и правда есть ружье – это значит, что я тебя совсем не знаю.
Кристина взглянула на Лорен, вытягивая из кошелька свои водительские права.
– Ну конечно, у меня нет ружья. Я же еврейка. Наше оружие – это слово.
– Для репортера как нельзя более кстати.
Кристина протянула ей новый чистый блокнот.
– Вот.
– А, точно, я забыла, – Лорен взяла блокнот, затем вытащила из кошелька права.
– Помни, вопросы буду задавать я. А тебе нужно только записывать. Они нам дадут карандаши уже внутри, – Кристина вытащила ключи зажигания, и они вышли из машины.
– Тут довольно жутко, – Лорен поежилась, обходя машину.
– Спасибо, что ты делаешь это для меня, – Кристина изо всех сил старалась не обращать внимания на собственное волнение.
– Да ничего. Это будет интересно.
Лорен похлопала ее по спине:
– Это уж как минимум.
Улыбнувшись дрожащими губами, она пошла вперед по направлению к тюрьме. Вблизи здание тюрьмы казалось еще больше и еще мрачнее: бетон выглядел старым и потертым, а колючая проволока то и дело вспыхивала зловещими бликами на ярком солнце. Окна с той стороны здания, где они шли, были затонированы, поэтому внутри ничего не было видно. Воздух был таким влажным, что, казалось, в нем совсем не было кислорода и им невозможно дышать – но скорей всего, это разыгралось воображение Кристины.