– Ирка, ты где? Что с тобой делают? – всполошилась я.

– Ой, мамочка, уйди, брысь! А-а-а!!!

На фоне Иркиного отчаянного крика в трубке прорезался довольный голосок Писклявого:

– Ну что, слышала?

– Что вы с ней делаете? – я была откровенно напугана.

На моей памяти Ирка так орала только однажды. Тогда на нее, голую, во время купания свалилась мышь, которую какая-то ошибка навигации привела к отверстию вентиляции над ванной. Сражаясь с мышкой, подруга расколола кулаками несколько плиток на кафельной стене, разбила в кровь руки и погнула латунный кран. Мышь вообще бесславно окочурилась. По-моему, ее смертельно контузил Иркин рев.

– Как что? – притворно удивился моему вопросу гадкий Пискля. – Мы ее пытаем! Пока не сильно, так, жалеючи, но скоро начнем мучить по-настоящему – с раскаленным железом и стальными щипцами! Не знаю, сколько она продержится. Думаю, у вас совсем немного времени.

– Послушайте, я хо...

Договорить мне не удалось. Звонок неожиданно оборвался, а я не успела ни попросить Писклю пощадить Ирку, ни сказать мерзавцу, что именно я о нем думаю!

– Я хо...

– Извините, на вашем счете нет денег для продолжения разговора. Пополните, пожалуйста, счет!

Женский голос в трубке в один момент изменился. Пискля в недоумении отстранил телефон от уха, потряс его, как погремушку, ничего этим не добился и уставился на куст, за которым в некотором отдалении просматривалась могучая фигура пленницы, неспешно совершающей вечерний моцион вокруг хижины. Тонкая шея младшего Пушкина покраснела, словно ее обладатель получил затрещину.

Пискля и в самом деле чувствовал себя так, будто ему отвесили звонкую оплеуху.

– Офигеть! – сказал он, переводя возмущенный взгляд с Ирки за кустом на ее мобильник и обратно. – Я еще должен ей денег на счет положить! Ну, совсем обнаглела баба!

Я выключила неожиданно замолкший мобильник, сунула его в карман и задумалась. Перед моим мысленным взором возникла несчастная Ирка – зареванная, с разноцветными потеками макияжа на осунувшейся физиономии, с некрасиво обкромсанными волосами, пряди которых прилипли к вспотевшей голове. Подруга была привязана к столбу линии электропередачи, у основания которого лежали вязанки хвороста, и горбатый карлик, пища, как крысенок, поливал поленницу бензином из канистры...

Картинка была такая правдоподобная, что у меня задрожали губы и защипало глаза. Чтобы не разреветься, как идиотка, я отогнала пугающее видение, но тут же вернула его обратно. Откуда взялся этот столб? И эти вязанки хвороста? Вообще, почему мое воображение живописало действие под открытым небом?

Вероятно, мое подсознание обработало и задействовало не только основную, но и фоновую информацию из последнего разговора с Писклей. Действительно, шумы там были интересные: вроде и ветер выл, и трещал какой-то растительный сухостой, и как будто водичка журчала... Похоже, Ирку вопреки традициям классического киднепинга держат не в закрытом помещении, а под открытым небом!

Не могу сказать, что этот вывод меня сколько-нибудь утешил. Конечно, сейчас лето, тепло даже ночью, но вести жизнь в полевых условиях, без привычных удобств, в компании каких-нибудь кузнечиков, кротов или, не дай бог, мышей-полевок – это не для Ирки. Вообще-то она очень мужественная и выносливая, но за последние годы разбаловалась, приобрела массу барских замашек. Например, утром, не вставая с кровати, съедать шоколадный батончик. А кто ей сейчас подаст сникерс в постель? Я забыла спросить у Пискли, кормят ли пленницу вообще хоть чем-нибудь!