Осматривался Женька минут пятнадцать. Сидел в жестком кресле-перевертыше, ждал. Запомнил худую женщину в наручниках — провели по коридору. Лицо у бабы было серое, костистое и до того озаренно-безумное — хоть вторую боярыню Морозову с нее рисуй. А так ходили офицеры и солдаты, не слишком-то отличающиеся от обычных штабных, разве что форма почище, да эмблемы мелькали специфические.

Потом появился Попутный, сунул листки-требования, сверток со «списанными» пистолетами:

— Хватит дремать, Земляков. Ишь, пригрелся в холодке. Получай имущество и отправляемся. Время поджимает…

— Где получать?

— Найдешь, не маленький, — майор унесся по лестнице вверх, на ходу пожал руку какому-то капитану — на кителе у того сиял целый иконостас.

Вещевая служба находилась в торце здания — действительно, фиг найдешь. Женька расписывался за портянки и комплекты полевой формы. За маскхалатами требовалось ехать на Декабристов, 35 — там в институте Лесгафта располагалась база расформированного в мае, но еще не сдавшего вещевое имущество Ленинградского штаба партизанского движения. Женька с опозданием сообразил, что нужно было с арсенальной части начинать. Пришлось волочить имущество к машине, а для этого требовалось подписать пропуск. Женька метался по этажам, подписывая, потом отыскивая успевшего сбежать кладовщика. Договорился оставить подобранную форму на вещевом, нашел оружейную.

— …Надо же, кислота какая хитрая, — удивлялся старший лейтенант-оружейник, рассматривая «импортные» ТТ. — И как вы в нее булькнулись? Самих-то не пожгло?

— Не особенно, только между пальцев чесалось, — сказал Женька, злясь на мерзавца Попутного — хоть бы намекнул о легенде свежесочиненной. В принципе, наверное, уже на ходу она, легенда, и сочинялась.

Оформили акт на вышедшее из строя оружие, выписали новое. Женька укладывал «Токаревы» (в вощеной бумаге, с неснятой смазкой) в новенькую полевую сумку. Два ППШ, запасные диски, цинк с патронами, десяток гранат, запалы…

— Ты бы бойца взял, — сочувственно сказал оружейник.

— Да пропуск выписывать…

— Это да. У нас строго.

Пропуск все равно пришлось выписывать — рацию должен был получать непосредственно радист. Женька выскочил на улицу — личный состав отдыхал в кузове. «Механики-водители» спали — Коваленко даже во сне обиженно утыкался физиономией в борт. Остальные сумрачно смотрели, как Земляков забрасывает в кузов добытые богатства.

— Отож, а сапоги дэ? — поинтересовался Торчок.

— Не выписывали мы. По ноге обносить не успеем. Да вы поможете или нет?

Помогли. Коваленко сел, принялся раскладывать комплекты. Судя по мрачной роже, старший лейтенант не спал. Оно и понятно, пусть и отвернешься мужественной бесстрашной спиной к боевым товарищам из прошлого, но особого спокойствия не прибавится. Женьке стало даже малость смешно: Коваленко и Шведова хранили весьма похожее выражение мрачной сосредоточенности.

— Леха, потом доспишь. Агрегат нужно принять.

Заспанному Трофимову слили, он умылся и слегка проснулся. Двинулись принимать радиотехнику и батареи. На дополнительную батарею требовалась еще одна подпись. Женька опять пошел по этажам. Извиняясь и поправляя очки, нажимая на «московская группа» и «сами понимаете». Дважды натыкался на Попутного: майор то курил с каким-то штатским солидным товарищем, то что-то рассказывал в кабинете — доносился уверенный говорок и смешки слушателей. Когда Земляков вернулся с дополнительной «визой» на требовании, радиотехник ругал Леху: