Тулоксинский плацдарм. Обстановка стабилизировалась. Атаки финнов, пусть и ожесточенные, успеха не имели. Канонерки, поддерживая десантные подразделения, подходили ближе к берегу, и огонь их артиллерии был действенен. Авиация работала усердно, порой даже чересчур — в первый день штурмовики несколько раз атаковали собственный передний край и даже обстреляли свой корабль.

За сутки было сделано 347 самолето-вылетов.

В течение дня было принято решение о дополнительной высадке на плацдарм 3-й морской стрелковой бригады. 70-я бригада нуждалась в поддержке — давление отходящих с юга и перебрасываемых с севера сил противника нарастало. Но прогноз погоды был неутешительным: ожидался шторм, низкая облачность, дождь.

Лес (1,5 км южнее деревни Нурмолицы)

22.17

Штурмовать аэродром силами одного профессионала, усиленного кабинетным шпионом и четверкой иных «ремб», задача неординарная, и если честно, обреченная на неудачу. Но штурмовать, жечь и взрывать, задача не ставилась. Задача — изъять человека. Знающего и нужного. Еще лучше двух. Тут уже есть некоторые шансы…

Мысль была, конечно, утешительная, но не бодрящая. Мутило рядового Землякова. Не очень сильно, но изматывающе.

Шведова и Леха вновь оставались в тыловой группе связи и контроля. С категорическим указанием в возню не вмешиваться, по окончании мероприятия дать радиограмму. В случае успеха радировать «007», в противоположном — «200».

— Раз всем все ясно, разбегаемся по шухерам, — объявил Попутный. — Но! Как старший по званию и вообще человек пожилой и опытный, вижу повод сказать пару громких слов. Поскольку политически безграмотен и беспартиен, слова будут личные и глубоко безыдейные. Начнем по старшинству. Валера, я тебя искренне прошу не зарываться. Поумерь свою удаль балтийскую. За тобой взвода спецназеров нет, мы все немножко иначе привыкли работать.

— Помню, — Коваленко изнывал, стараясь ни на кого не смотреть.

Мучается морпех, оно и понятно, не привык с практически гражданской командой работать.

— Евгений, на первом этапе, помни, что дома тебя ждет очаровательная рыжая особа и лбом пули не лови. На втором этапе вдохновись идеей, что некоторые лингвистические упражнения доходчивее, если тесно связаны с тактильным воздействием.

— Понял. Переживу, не первый раз.

Старшину Попутный почему-то обошел, сразу обратившись к Лешке.

— Из достоверных источников, естественно, не подлежащих разглашению, известно, что некий комбриг ни в чем предосудительном, вроде японского шпионства или вредительской попытки опалить усы товарищу Буденному, не обвинялся и не обвиняется. Советская власть к нему и его семье претензий не имеет. Вот куда они делись, понятия не имею. Извини, бывает и так.

— И за это спасибо, — пробормотал Трофимов.

Попутный благосклонно кивнул и повернулся к Торчку.

— Чем тебя ободрить, Захариевич, даже не знаю. О том, что Он терпел и нам велел, ты, полагаю, слышал?

— Та я неверующий, — пробурчал Торчок. — Стихийно разочарованный.

— Ну, никогда не поздно зачароваться обратно. В Москве храм Христа Спасителя был, слыхал?

— Отож, що взорвали?