– А это что такое? – заинтересовался Пейнтер.

Лиза уже поведала ему печальную историю настоятеля ламы Кхемсара.

– Вот что старый монах писал на стенах. Похоже, он снова и снова повторял одни и те же знаки.

Пейнтер придвинулся ближе:

– Можно показать символы крупнее?

Лиза увеличила изображение, что немного ухудшило четкость.

Пейнтер посерьезнел и сдвинул брови.

– Знаки не непальские и не тибетские. Посмотрите, надпись имеет четкие углы. Скорее напоминает древнескандинавские руны.

– Вы так думаете?

– По-моему, – с усталым вздохом он откинулся назад, – лама Кхемсар знал больше, чем говорил.

– Когда настоятель перерезал себе горло, мы нашли еще один символ, вырезанный у него на груди. Сначала я сочла это случайным совпадением, но теперь сомневаюсь.

– Как выглядел тот знак? Можете его нарисовать?

– Незачем. Это была свастика.

Брови Пейнтера поползли вверх.

– Свастика?

– Именно. Может быть, ему вспомнилось прошлое, какое-то событие, которое его сильно потрясло?

Лиза рассказала историю родственника Анг Гелу. О том, как Релу-На сбежал от маоистских мятежников, в ужасе от царившей в их рядах жестокости: несчастным крестьянам отсекали конечности серпами. Когда загадочная болезнь поразила его мозг, он сделал то же самое с монахами, пытаясь вытравить глубоко засевшее воспоминание. Когда Лиза закончила рассказ, Пейнтер уже не скрывал тревоги.

– Ламе Кхемсару перевалило далеко за семьдесят. Во время Второй мировой войны он был подростком. Возможно, в этом и кроется объяснение. Нацисты посылали исследовательские экспедиции в Гималаи.

– Сюда? Но зачем?

Пейнтер пожал плечами.

– Все началось с Генриха Гиммлера. Рейхсфюрер СС был буквально помешан на оккультизме. Он изучал древнеиндийские ведические тексты, имеющие тысячелетнюю историю, и уверовал, что арийская раса зародилась некогда в гималайских высях. Гиммлер организовал экспедиции для поиска доказательств своей теории. Но… Видно, в детстве мало каши ел, – с улыбкой произнес Пейнтер.

– Возможно, старый лама был как-то связан с экспедициями нацистов – например, его могли нанять проводником.

– Теперь мы этого не узнаем.

– А если лама писал на стенах своей кельи потому, что его подсознание тоже стремилось освободиться от страшных воспоминаний?

– Еще одна догадка. – Сморщившись, Пейнтер потер лоб. – У меня тоже есть версия: надпись – не более чем бред.

Лиза не нашлась, чем возразить. Она вздохнула: тело охватила усталость.

– Вам тепло?

– Да, спасибо.

Девушка выключила обогреватель:

– Будем беречь бутан.

Пейнтер кивнул в ответ и широко зевнул.

– Нам нужно поспать, – предложила Лиза. – Сначала вы.

Через несколько часов Пейнтер проснулся оттого, что Лиза трясла его за плечо. Он выпрямился. Кругом царила полная темнота. Ледяная стена стала такой же непроницаемо-черной, как окружающие скалы. Снежная буря, кажется, стихла.

– Что-то не так?

Опустив край одеяла, Лиза прошептала:

– Прислушайтесь.

Стряхнув остатки сна, он придвинулся ближе к ней. Подождал с полминуты, но ничего не услышал. Буря действительно немного утихла, ветер больше не завывал. За пределами пещеры, над долиной и окружающими горами воцарилась тишина. Пейнтер напряженно прислушивался, гадая, что так испугало Лизу. Он кожей чувствовал страх, сковавший ее напряженное тело.