Дальше было даже весело, опять сварили кашу, рассказывали страшные истории.
Мы все ждали, что классная с физруком пойдут спать, а тут мы, наконец, разгуляемся. Володя гитару принёс. Пел он хорошо, но слова знали только Лерка, Никитос и Рожко.
Поющим было интересно, а мы быстро заскучали. А тут ещё и пацаны заявили, что спать пойдут. Устали, мол.
— Сходили в поход! — съязвила Таня. — Все в укусах и никакого удовольствия!
Но тут прибежала Катька и сказала, что пацаны просто глаза физруку отводят. Что сейчас все типа уснут, а потом они вылезут и будут бузить. Катьке Сашка проговорился. Правда, он ей сказал, что её позвать не может, потому что бузить будет чисто мужская компания.
Тогда мы решили, что тоже будем всем отводить глаза. Забились в палатку. Сначала пытались играть в карты при свете фонарика, но нас так замучили комары, что фонарик мы погасили.
Мальчики
Весь вечер мы были взбудораженные — не только от наседающих комаров, но и от предвкушения. Всё думали, как оторвёмся сегодня ночью. Даже печёная в костре картошка никому в рот не лезла. Лопух, который обычно поесть не дурак — и тот всего три картофелины съел. Ну, у Лопуха дело было, он часы пытался привести в чувство: тряс, крутил всякие колёсики. Достал всех, даже физрука, который по-наглому отнял трофей и унёс куда-то. Мы сначала сидели, думали, как часы ночью выкрасть, но оказалось, зря думали. Сначала Киреев на разведку сгонял и сообщил, что физрук часы разобрал, на платочке разложил, перебирает. На каждую детальку дует, осматривает внимательно — и снова в часы ставит. У него и инструмент откуда-то с собой.
А потом и сам Пал Андреич заявился, вручил тикающие часы Лопуху и спрашивает:
— А прапорщик Булдаченко тебе кто?
Лопух на радостях возьми да сболтни:
— Да никто! Козёл и… дурак, короче.
Тут у физрука такое лицо сделалось, что с перепугу Лопух всё ему выложил: и про блиндаж, и про записку. Пал Андреич немного потеплел, но сказал:
— А вы хоть читали, что с обратной стороны на часах написано?
И ушёл, не дождавшись ответа.
Мы почитали: «Прапорщику Булдаченко от командира полка за личное мужество. Кандагар, 1981 год». Мы удивлённо переглянулись:
— А Кандагар — это где?
— Это в Афгане, — вдруг ответил Радомский. — У меня отец там воевал. Жуткое место…
Лопух с опаской повертел в руках часы и сунул поглубже в карман.
От костра доносилось заунывное пение и бренчание гитары. Играл Владик хорошо, но пел так себе, противненько.
— Надо типа лечь пораньше, — распорядился Радомский. — А когда учителя отрубятся, пойдём в лес!
Милка Кислицына
Эти малолетки меня достали!
Своими песенками, сказочками и уси-пусями. Я ушла в лес. Замёрзла. Позвонила Витьке, он хоть и дурак, но иногда помогает.
Витька пришёл, принёс пива. И мы с ним вдвоём выдули банку. Гадость, конечно, зато мысли из головы выветрились. Я Витьку за второй банкой отправила, он поупирался, но принёс.
Сам пить не стал. Слабак.
Потом мне весело стало, Витька как заладит:
— Тише! Тише!
— А чего это тише?
— Застукают!
— И псть стукают! Или ты мня ссстессняешься? А? А я ничего не стесняюсь! Хочешь, я тебя поцелую?