– Вот, полюбуйся. Когда я это прочитала, мне открылась вся картина… До этого я расчистила от лжи и недомолвок лишь половину и думала, что вижу все! Но главное оставалось скрытым, и я страшно ошиблась…

Даже сейчас она ощутила на своих плечах стылый воздух церкви, как в тот день, когда получила вторую справку.

…Народу не было вовсе, лишь за синтезатором, у ног статуи Святого Антония Падуанского, сидела женщина в наброшенном на плечи пальто и, подбирая мелодию, вполголоса разучивала гимн. Стоя в ризнице возле конторки, Александра следила за перелистываемыми страницами большой приходской книги. Отчего-то ее томила мучительная жажда – она то и дело украдкой облизывала вдруг пересохшие губы.

– Вот, – словно издалека донесся приглушенный голос настоятеля.

В тот день он оказался в церкви, и Александра даже не удивилась этой удаче, без которой она не получила бы справки. Для художницы наступил один из тех моментов, когда она, ведомая интуицией, шла напролом и обстоятельства складывались в ее пользу.

– Кажется, это. Нина Брониславовна Ткачук.

– Да… – чуть слышно вымолвила Александра.

– Родилась 19 апреля 1963 года… Крещена 20 июня того же года… Это все?

Остановившись, священник вопрошающе смотрел на женщину. Александра сглотнула слюну. «А лгала, что не имеет никакого отношения к этой церкви! Ее тут крестили!»

– Нет, нужно узнать еще кое-что… О другом человеке. – Она подняла на священника взгляд и не отвела его. – Правда, у меня мало сведений… Только год рождения и имя…

…Стас протянул ей выписку обратно:

– И что ты этим доказала?

– Главное! Что Ирина – дочь Нины! – Художница бережно сложила обе справки и вновь спрятала их. – Настоятель перерыл для меня все приходские записи о крещении за восемьдесят пятый год. К счастью, я вспомнила, как при нашей первой встрече Ирина мельком упомянула свой возраст, в том контексте, что рано-де карьеру бросила! Проверил всех родившихся тогда Ирин… И нашел среди них ту, чьей матерью была записана Нина Брониславовна Ткачук! Я едва на ногах устояла, когда услышала это! Хотя предполагала, что права в своих догадках. Так терзать друг друга могут только самые близкие люди!

– А что эти бабы задумали? Зачем морочили голову старику и скрывали, что они мать и дочь? – недоумевал Стас. – И как он вообще не знал, что Ирина его племянница?!

– Вероятно, он интересовался ею так же мало, как самой Ниной. Та жила на окраине и до самого последнего времени не общалась с Гдынским. Может быть, вовсе не знал, что у Нины есть дочь, а может, не соотнес этот факт с появлением в квартире «жены Ивана», тем более у Ирины другая фамилия, Митрохина – очевидно, отцовская. Но суть аферы мне стала полностью понятна! Разыграно нагло, как по нотам. Законный наследник самоустраняется со сцены, уехав работать за границу. Поскольку он, в силу разных неприятных обстоятельств, не может приехать к отцу, начинается трагифарс. Является его мнимая жена. Она наводит свои порядки, выбрасывает мнимую соперницу из дома, всячески напоказ (и явно переигрывая!) с нею враждует, препятствует общению отца и сына. Нина подыгрывает ей, наводя Гдынского на самые худшие опасения. Старика загоняют в угол: в конце концов, он должен будет выбрать, кому из них все отписать. Не то Ирине, которой не доверяет, – чтобы все досталось сыну, не то Нине, которую терпеть не может, – чтобы имущество осталось в семье. Каждая вроде бы тянула одеяло на себя, а, по сути, результат был бы одинаковым. В любом случае все доставалось им… Кого бы он ни выбрал! Обе хуже, что называется.