– А что с Петаром и Марией? – подозрительно осведомился Рейнольдс.

– Их держат взаперти в блокгаузе. А когда Нойфельд и Дрошный вернутся туда…

– Вернутся? – изумился Гроувс. – Что вы имеете в виду? Мы же их заперли. И каким образом, господи помилуй, вам стало известно, что Петара и Марию держат в блокгаузе? Как это может быть? Ведь их же не было там, когда мы уходили… а это было совсем недавно.

– Когда Андреа сказал, что его лошадь поранила копыто о камень по пути сюда из блокгауза, дело было совсем не в этом. Андреа установил наблюдение.

– Видите ли, – объяснил Миллер, – Андреа никому не доверяет.

– Он видел, как сержант Баер вел туда Петара и Марию, – продолжал Меллори. – Они были связаны. Баер освободил Нойфельда и Дрошного, и, бьюсь об заклад, наша драгоценная парочка следила, действительно ли мы улетели.

– Вы не все нам рассказываете, правда, сэр? – с горечью отметил Рейнольдс.

– Вот что я вам скажу, – уверенно отчеканил Меллори. – Если мы не попадем туда как можно скорее, Марии и Петару придется туго. Нойфельд и Дрошный ещё не знают, но уже, должно быть, предполагают, что именно Мария сообщила мне, где скрывают этих четырех связных. Они всегда знали, кто мы, – Мария сказала им. Теперь они знают, кто такая Мария. Как раз перед тем, как Дрошный убил Саундерса…

– Дрошный? – лицо Рейнольдса выражало полную растерянность. – Мария?

– Я ошибся, – в голосе Меллори слышалась усталость. – Мы все понаделали ошибок, но эта была самая серьезная. – Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными. – Вспомните те резкие слова, которые вы бросили в адрес Андреа, когда он затеял драку с Дрошным у столовой в лагере Нойфельда.

– Конечно, я помню. Это была глупейшая история…

– Вы сможете извиниться перед Андреа, когда представится возможность, – перебил Меллори. – Андреа провоцировал Дрошного, потому что я его об этом просил. Я знал, что Нойфельд и Дрошный о чемто договаривались в столовой, когда мы вышли, и искал момент, чтобы спросить Марию, что именно они обсуждали. Она сказала, что они намеревались послать пару четников за нами в лагерь Брозника, тайно, конечно, чтобы сообщить о нас. Это были те двое наших «проводников» в грузовике. Андреа и Миллер убили их.

– Теперь понятно, – протянул Гроувс. – Андреа и Миллер убили их.

– Чего я не знал, так это того, что Дрошный тоже шел за нами по пятам. Он видел нас с Марией вместе, – Меллори посмотрел на Рейнольдса. – Так же, как и вы. Я не знал в то время, что он нас видел, но теперь мне это известно. С самого утра Мария все время находится под угрозой смерти. Но я ничего не мог сделать. Вплоть до последнего момента. Если бы я только высунулся, с нами было бы все кончено.

Рейнольдс покачал головой.

– Но вы сами только что сказали, что Мария предала нас…

– Мария, – сказал Меллори, – высококвалифицированный агент английской разведки. Отец – англичанин, мать – югославка. Она жила в этой стране ещё до прихода немцев. Была студенткой в Белграде. Примкнула к партизанам, которые обучили её как радистку, а затем организовали для неё побег к четникам. У четников в это время находилась в плену радистка одной из британских миссий. Немцы главным образом обучили Марию абсолютно достоверно копировать почерк этой радистки: ведь каждый радист имеет свой собственный почерк. И, конечно, тут сыграл роль её безупречный английский. Таким образом, она оказалась в непосредственном контакте с нашими разведцентрами как в Северной Африке, так и в Италии. Немцы считали, что полностью околпачили нас. На самом деле все было наоборот. Миллер сказал с упреком: