Хотя на голом бедре особо сильного кровотечения почти не было. Скорее и оно убивало своей сексуальностью, лишало разума несколькими капельками крови на поражающем шелковистостью участке кожи. Мой непроизвольный помощник бросился со своей ношей к одной из ширм и бережно уложил за ней танцовщицу на небольшое возвышение. А я принялся освобождать вторую богиню, постанывающую от боли и шепчущую мне время от времени:

– Спаси!.. Скорее!.. Я сейчас умру!..

Что мне мешало в тот момент больше всего, так это одно: всеобъемлющее возбуждение. Пальцы на руках сгибались с трудом, дыхание спёрло, да и всё остальное тело стало словно каменным. Так что я с огромным трудом справился с проклятой цепочкой только через три минуты возни.

Ещё что-то шептало чувство самосохранения, но я на него почти не обратил внимания. Ибо музыка звучала не со стороны скрытых музыкантов, а из солидного, разукрашенного золотом сундука. Не удивлюсь, если это магнитофон местного разлива. Охрана в двери тоже не вламывалась. Криков тревоги не раздавалось. Вот потому я не боялся никого и ничего. Хотя следовало…

Оказалось, что больше всего надо бояться того, что попало мне в руки. Вернее той, которая рухнула передо мной на колени, обхватила крепко за ноги и говорила не переставая:

– Ты спас нас, Каранебес! Ты спас нас всех! Как хорошо, что ты успел! Спасибо тебе, Каранебес!

Именно так, одним словом, как настоящее имя.

«Ну вот, ещё одним не то титулом, не то прозвищем обзавёлся! – подумал я, глядя по сторонам в тщетной попытке отыскать якорь обыденности, уцепившись за который, я мог бы вытащить себя из бездонного омута навалившегося желания. – Что же она творит-то?!.»

Умом я понимал, что именно девушка делает, обхватив меня ниже пояса, но вот физически ничего не чувствовал, словно тело внизу оказалось парализовано. Последней каплей, которая меня добила и сорвала окончательно все тормоза благопристойности и рассудительности, стала картинка со второй парой действующих лиц. На той картинке барон Белый страстно совокуплялся с недавно раненой девушкой! И настолько бурно они это делали, что мою крышу сорвало окончательно. Ещё и особо сексуальный момент мне засел в память: единственная деталь одежды на их телах – это узкая, белая тряпочка вместо бинта.

Не буду врать, что не помню случившееся дальше. Помню, чего уж там. Ещё как помню! Хотя разумом понимаю прекрасно: нельзя так делать. Неправильно это. А вот почему неправильно, тот же разум говорить не хочет, не конкретизирует, гад, аргументов и доказательств не предоставляет.

А ведь меня просто голословными фразами не проймёшь!

Потому-то я и расслаблялся с чистой совестью. Потому-то я и не спешил никуда. А правильнее сказать: вообще забыл, что я делаю здесь, что делать ещё придётся с усатым вельможей и что надо сделать будет в будущем, чтобы жить после этого спокойно.

Наши сладострастные стоны наконец-то стихли, кровь стала помаленьку возвращаться в голову, и я первым делом осознал, что занимаюсь исцелением. Бездумно так, непроизвольно, как иногда поглаживают приятное тело любовницы, думая в то же самое время о теле любимой жены. А именно: интенсивно излечивал у девушки низ живота. Ещё конкретнее: повреждённую матку. Не успел подумать «на кой?», как красавица сама зашептала: