Даже его злость на Глинна за то, что тот бросил его, в эту минуту уменьшилась. Гидеон начал понимать, в чем состоит метод работы Глинна — хотя это и было трудно принять в разгар сражения — оказался удивительно эффективен. В том случае он отказался помогать Гидеону, потому что понимал, что в одиночку Гидеон имеет более высокие шансы на успех.

И вот, он вернулся в Нью-Йорк, готовый начать новую главу своей короткой жизни. Он сделал глубокий вдох и огляделся вокруг. Стоял прекрасный выходной день, и парк был наполнен людьми. Он на миг замер, очарованный этой суетой — Доминиканские барабанщики, чьи ритмы наполняли воздух, группа неуклюжих детей в шлемах и наколенниках, катавшихся на роликах, их матери, беспокойно окрикивающие их, пара мужчин в дорогих костюмах с сигарами, старый хиппи, играющий на гитаре и собирающий монеты, мим, подражающий прохожим, фокусник с картами, полицейские, полуспящие в патрульных машинах…

Парк содержал в себе целую вертикаль представителей человечества во всей ее сложности, многообразии и великолепии. Однако теперь здесь особенно выделялись богатство и радость. Нью-Йорк сильно изменился с тех пор, как Гидеон был здесь в последний раз, когда его такси увел пьяный бизнесмен.

Страх террористической атаки, до этого опустошивший город, теперь улетучился, и вернувшиеся люди, казалось, изменились. Они стали более терпимы, сдержаны… и более счастливы. По крайней мере, так казалось.

Город изменился. И он — тоже. «Нам всем нужно иногда напоминать, что по-настоящему важно в этой жизни», — подумал Гидеон. — «Этим людям напомнили. Как и мне».

Все было кончено, страна вернулась к своей прежней жизни. Его собственные проблемы были решены — видеозаписи из USAMRIID, ноутбук Блейна и Дарт, сознавшийся во всем, лежа на своей больничной койке, помогли восстановить его доброе имя. Новака арестовали вместе с другими заговорщиками из Лос-Аламоса, а в рядах службы безопасности провели существенную чистку. Подстава была изобличена, Чолкера теперь воспринимали как невинную жертву заговора. Глинн вмешался и помог устроить все так, чтобы истинная драматическая роль Гидеона осталась в секрете, и для него это было критически важно. Если бы он прославился, это бы полностью разрушило его и без того короткую жизнь — слава героя была ему ни к чему, как и его портреты в каждой замшелой газетенке. Это был бы кошмар.

Что до Алиды… она была потеряна для него навсегда. Она забрала с собой часть его сердца, и Гидеон силился как можно меньше думать об этом. С этим все равно ничего нельзя было поделать.

Он прошелся вокруг фонтана и остановился перед Доминиканскими барабанщиками — на лицах их играли улыбки, глаза блестели. Их руки отбивали странные синкопические ритмы, создававшие совершенно неповторимый рисунок. Чем-то этот ритм напоминал сбивчивую работу человеческого сердца. Все люди хоть раз в жизни испытывали это чувство, когда сердце бьется не ритмично, а дико и бешено…

Слушая музыку, Гидеон чувствовал мир. Настоящий мир. Это было удивительное чувство, которого он, казалось, никогда не испытывал. Неужели большинство людей этого не ощущает? Он не знал этого, но чувствовал, что раньше ему этого не хватало. АВМ и хороший доктор преподнесли ему этот подарок — наконец-то, после стольких лет беспокойства, страха, тоски, печали и ненависти. Это была огромная, даже необъяснимая ирония. Его болезнь должна была убить его, но сначала она его освободила.