Представьте: встаёт адвокат и долго держит паузу. Публика, осклабившись, смотрит на него с весёлым злорадством: дескать, крутись-крутись, а сыр-то она всё равно… того-этого… Наконец как бы через силу защитник поднимает глаза и произносит с усталой укоризной:

Умолкает вновь. Присяжные озадачены, в зале — недоуменные шепотки. О чём это он? Куда клонит?

Адвокат между тем горько усмехается.

пренебрежительно шевельнув пальцами, роняет он как бы невзначай.

Не часть, обратите внимание, не кус, а всего-то навсего кусочек, из-за которого даже неловко шум поднимать. Но главное, конечно, не в этом. Бог послал! Понимаете, в какой угол он сразу же загоняет прокурора? Стоит что-либо возразить — заработаешь репутацию атеиста.

Почему на ель? А больше не на что. Дуб скомпрометирован переводом Сумарокова, а на ель оно как-то скромнее, менее вызывающе.

Блестяще! Казалось бы, адвокат не щадит подзащитной, он не пытается приукрасить её, он ничего не скрывает. Но в том-то и тонкость, что это неопрятное «взгромоздясь» содержит ещё и признак телесной немощи. Обвиняемую становится жалко.

Вообразите на секунду, сколь проникновенно мог бы опытный адвокат преподнести это «позадумалась»! (Попробуй не позадумайся: кусочек-то — махонький…) Кое-кто из публики уже пригорюнился.

И тут следует резкое, как хлыст:

(Господа присяжные заседатели, господин судья! Я прошу обратить особое внимание на это обстоятельство. Именно во рту! Будь моя подзащитная более осмотрительна…)

О сомнительном происхождении сыра давно забыто. Все зачарованно слушают адвоката…

Итак, почва подготовлена, можно сеять. Можно даже ограничиться простым пересказом инцидента, сухо бросив напоследок:

Присяжные в задумчивости удаляются на совещание. Отсутствуют они недолго, и решение их единогласно. Ворону освобождают из-под стражи прямо в зале суда, а против Лисицы возбуждается уголовное дело.

Милостивый государь! Вы — рецензент!!!

А. П. Чехов

В моем понимании критик — это цензор, у которого руки коротки. Не в силах причинить вред уже вышедшей книге, он предаётся злобным мечтаниям, именуемым рецензией. Слова́, обратите внимание, однокоренные. А поскольку критик обычно по происхождению — неудавшийся прозаик (или поэт), то из рецензии прежде всего явствует, как бы он сам написал данное произведение, будь у него способности.

Зачем вообще нужна критика, я не знаю. Мало того, я даже не знаю, зачем нужна литература, не говоря уже об искусстве в целом, но в эти дебри лучше не углубляться, иначе мы подобно герою того же А. П. Чехова придём к мысли, что всё на свете — лишнее. Впрочем, при советской власти польза от критики была очевидна, ибо рецензенты, избирательно ругая лучшие книги, помогали читающей публике сориентироваться.