– Давай, вмазывай быстрее.
– Ага, сейчас. Игла забилась.
В поисках конского волоса для чистки иглы Айк начал ощупывать край пиджака. И продолжал трепаться.
– Помню, возвращались мы на лодке с Мэри-Айленд. Полковник, пьяный в стельку, свалился в воду и едва не потонул со своими двумя револьверами. До хуя ушло времени, чтобы втащить его тушу обратно.
Айк пошёл кипятить иглу.
– Ну вот, теперь чистая. Тут я видел одного парня, который раньше вертелся в тусовке, завязанной с Люпитой. Кликуха «Эль Сомбреро», по евоной мотне. Хватает с кого-нибудь шляпу и даёт дёру. Околачивается на трамвайной остановке, а когда тот отправляется, прыгает на подножку, сдирает шляпу и фьюить – ищи ветра в поле. Видел бы ты его сейчас. Ноги распухли, в язвах и грязи… Упаси господи! Да его люди теперь обходят за милю как…
Айк застыл с пипеткой в одной руке и иглой в другой.
– Как насчёт укола?– повторил я.
– О'кей. Сколько колоть? Пяти кубов хватит? Лучше ограничиться пятью.
Приход растянулся надолго. Сначала зацепило слабовато. А затем по нарастающей… Я лег обратно на кровать, и разнежился, словно в теплой ванне.
Продолжал бухать. Спустя несколько дней, после упорного восьмичасового текильного возлияния, я напился до столбняка. Домой меня доставил кто-то из моих друзей. На следующее утро был худший опохмел за всю мою жизнь. Каждые десять минут я блевал как заводная игрушка, пока не исторг из себя зеленую желчь.
В тот момент возник Старый Айк:
– Тебе надо завязывать с пьянством, Билл. Ты слетаешь с катушек.
Мне никогда не было так хреново. Рвота сводила мое тело в судорогах. Когда я начал выблёвывать порцию желчи, Айк приподнял меня над унитазом. Затем, крепко сжимая меня подмышками, помог добраться до постели. Блевать я перестал в пять часов вечера и смог опорожнить бутылку виноградного сока со стаканом молока.
– По-моему, здесь воняет мочой, – заметил я. – Должно быть одна из этих сраных кошек нассала под кровать.
Айк стал принюхиваться:
– Да нет, под кроватью вроде ничего.
Потом он придвинулся ближе к изголовью, где я возлежал на подушках:
– Билл, это от тебя несет мочой.
– А-а?
С нарастающим ужасом, словно обнаружил проказу, я принялся тщательно обнюхивать свои руки.
– О Боже! – воскликнул я, а в животе похолодело от страха. – У меня уремическое отравление! Айк, дружище, скорей беги за коновалом.
– О'кей, Билл, притащу одного прямо сейчас.
– И только не приходи с одной из этих пятипесовых рецептовых задниц!
– О'кей, Билл.
Завалившись обратно на подушки, пытался сдержать обуявший меня страх. Об уремии я толком ничего не знал. Слышал об одной своей дальней знакомой в Техасе, которая от этого померла, выдувая в сутки, в течение двух недель, по ящику пива в день. Мне об этом рассказывал Роллинз: «Вся распухла, тело пошло чёрными пятнами, начались судороги и она померла. А весь дом пропах мочой!»
Расслабившись, я мысленно пытался врубиться в процессы, охватившие мои внутренности, чтобы понять, в чём, собственно, дело. Я не чувствовал приближения смерти или проявления симптомов серьезной болезни. Я чувствовал себя усталым, помятым, вялым, но не более того. Так и лежал с закрытыми глазами в затемненной комнате.