Глокта раздраженно пожевал деснами.
«Сейчас мне придется жонглировать ножами».
— А что произойдет, если независимо от моих действий вы вдруг умрете от болезни? Или на вас обрушится дом? Или вы подавитесь куском хлеба?
Она широко распахнула глаза, как будто подобная мысль в первый раз пришла ей в голову.
— В любом из этих случаев… письмо все равно будет отправлено, независимо от степени вашей вины. — Она как-то беспомощно рассмеялась. — Мир так устроен, что справедливости в нем не сыщешь. Но должна сказать, что жители Дагоски, взятые в плен наемники и принесенные в жертву солдаты Союза, которых вы заставили участвовать в заранее проигранном сражении, были бы довольны. — Она улыбнулась так мило, словно они говорили о садоводстве. — Для вас все было бы гораздо проще, если бы вы привели приговор в исполнение.
— Вы читаете мои мысли.
«Но уже поздновато. Я сделал доброе дело, и вот, конечно, за него надо заплатить».
— Скажите мне вот что, прежде чем мы расстанемся навсегда — на что мы оба можем только надеяться. Вы вовлечены в дело с выборами? — (Глокта почувствовал, как у него дернулся глаз.) — Это относится к моим служебным обязанностям.
«На самом деле это занимает все мое время, если я не сплю».
Карлотта дан Эйдер наклонилась к нему так близко, как того требовала конфиденциальность. Локти она поставила на стол и оперлась подбородком на руки.
— Кто же будет следующим королем Союза, как вы думаете? Брок? Ишер? Или кто-то еще?
— Пока рано об этом говорить. Я работаю над этим.
— Тогда ковыляйте прочь. — Она выпятила нижнюю губу. — И будет лучше, если вы не скажете о нашей встрече его преосвященству.
Она кивнула, и Глокта почувствовал, как ему снова натянули мешок на голову.
Толпа оборванцев
Командный пост Джезаля — если можно говорить о командовании, когда человек пребывает в столь растерянном и смущенном состоянии, — находился на вершине довольно высокого холма. Оттуда открывался чудесный вид на широкую долину внизу. По крайней мере, в благополучные времена этот вид был чудесным. Но в нынешних обстоятельствах приходилось признать: такое зрелище трудно назвать приятным.
Основные силы восставших полностью заняли несколько обширных полей на подступах к долине. Они походили на темное, грязное, угрожающее скопище насекомых, среди которого то и дело ярко поблескивал металл. Это были крестьянские орудия труда и инструменты ремесленников, но весьма острые.
Даже издалека можно было заметить среди бунтовщиков тревожные признаки организованности — например, ровные, регулярно повторяющиеся промежутки между рядами восставших, предназначенные для того, чтобы по ним быстро доставлялись припасы и передвигались гонцы. Даже такому малоопытному командиру, как Джезаль, было очевидно: в этой армии, больше похожей на толпу, явно присутствовал кто-то, кто знал свое дело. И знал его больше, чем сам Джезаль.
Другие группы восставших, мелкие и беспорядочные, были разбросаны на довольно большом расстоянии друг от друга по всей окружающей территории, и каждая из них жила по собственным законам. Люди, которых посылали за фуражом, едой и питьем, обчистили всю округу. Эта расползающаяся черная масса на зеленых полях напоминала Джезалю кучу черных муравьев, облепивших груду очисток от яблока. Он не имел представления, сколько их там было, но с дальнего расстояния можно было прикинуть, что не меньше сорока тысяч.