— Скажи мне, — Августино продолжал сверлить взглядом Николь, — и почему я тебе не нравлюсь? Из-за своей доброты к тебе?
— Ты сам говорил, что не терпишь симпатии к себе, — девушка вздохнула и отложила вилку, — и воздыханий.
— Верно, Николь, — вампир вновь присосался к бокалу, — но называть меня за спиной брюзгой это… — он облизнулся, — слишком низко.
Николь вздрогнула и метнула взгляд на тихую Самиду, которая молча расправлялась со спаржей. Лицо фамильярки было умиротворенным, а глаза безмятежными. Девушка хотела возразить рассерженному Августино, но поняла, что будет выглядеть жалко и мелочно со своими оправданиями и попытками обвинить черноглазую обманщицу во лжи.
— Прости, — Николь сложила руки на столе по обе стороны тарелки.
— Прости? — хохотнул мужчина и осушил бокал до дна. Николь не могла оторвать взгляда от мерзких подтеков на хрустале, и мужчина опять постучал пальцами по столу, чтобы вырвать девушку из ступора, — золотце, прекрати выпадать из реальности, это раздражает.
— Я не выспалась, — Николь моргнула и перевела взгляд на вампира.
Девушка не отводила прямого взора от горящих глаз мужчины. Она никак не могла понять, чего он от нее хочет. Был вариант упасть на колени и попытаться орально вымолить прощение за чужой проступок, но это было, по ее скромному мнению, неуместно — она не чувствовала перед ним вины, а значит, не было необходимости в унижении. Если он не в состоянии понять, где ложь, а где правда, то это его проблемы.
— Идем, — Августино энергично встал и тряхнул волосами, — порка отучит тебя бросаться грязными словами.
Самида загнанно глянула на Николь из-под пушистых ресниц и улыбнулась, словно пыталась приободрить. Девушка бесшумно поднялась со своего места и поплыла за мужчиной, который уверенно направился к двери под лестницей.
— Августино, — Николь окликнула недовольного вампира, который остановился и терпеливо посмотрел на нее, — чем провинился Арни?
— С чего ты взяла, — вампир распахнул дверь и хохотнул, — что он провинился? Однажды я и на тебя ошейник надену. Я еще не решил, кем тебе быть — течной сукой или мартовской кошкой.
— Каждый твой фамильяр, — девушка застыла перед порогом и испуганно посмотрела на лестницу, которая уходила вниз, — становится твоим питомцем?
— Золотце, ты не мой фамильяр, — Августино положил холодную ладонь на шею девушки, — ты общая. А я твой наставник, на время, а потом мы разбежимся, а ты пойдешь по рукам. Ты будешь принадлежать всем и никому.
Мужчина цокнул и свел брови вместе:
— Ты пытаешься меня заговорить! — он рыкнул, — спускайся, немедленно!
Николь подхватила юбку и поспешно начала перешагивать ступени. Лестница оканчивалась двумя небольшими и короткими коридорами, в конце которых стояли тяжелые железные двери.
— Направо, — Августино сжал ее плечи и выдохнул в ухо, — никто не смеет заходить в мои покои. Ты меня поняла?
Любопытство колючими лозами оплело Николь, и она повернула голову налево, гадая, что же прячет за дверью Августино. Своих жертв? Гроб, в котором спит?
— Николь, — мужчина провел языком по шее, — какая ты любопытная.