Буйнов взвизгнул, замахал руками, заорал:

— Да о чем я должен рассказывать?!

— Послушай, Захар Петрович, может, вторую диверсию отменили, а я не знал? Но ее же планировали. Я это точно помню. Или нет?

— Тьфу, мать твою! Да какую вторую диверсию? Ты бредишь? — Он повернулся к следователю. — Герр майор, да скажите же вы придурку. Растолкуйте ему, пожалуйста!

Следователь постучал пальцами по столу.

— Буйнов вовремя предупредил нас о диверсии, но не указал, где заложена мина, — сказал следователь.

— Так мину закладывал Титов с кем-то из партизан! — уже в панике крикнул Буйнов. — Мне эту работу не доверили, поскольку я не специалист.

Следователь заметил:

— Это нам тоже известно... Но ты, Буйнов, оказывается, не все доносил нам, почему? — Он помолчал минутку, добавил: — Кое-что утаивал от нас. С какой целью?

Буйнов вздрогнул, заговорил, чуть не плача:

— Герр майор, я клянусь! Все, что мне удавалось узнавать, я при первом же удобном случае докладывал вам! — Он повернулся лицом к портрету Гитлера, висевшему на стене за спиной следователя, несколько раз широко перекрестился. — Вот! Вот вам крест святой, герр майор! Все, все, что я вам говорю, есть истинная, святая правда!

Гитлеровец сдвинул брови, посмотрел на Буйнова, потом на партизана.

— Странно. А как же тогда понимать его? — он кивнул на Титова. — Он же утверждает противоположное?

— Он врет нагло! — заорал Буйнов.

Следователь насупился.

— Все это очень странно, Захар Буйнов.

Буйнов отупело посмотрел на следователя. Он, видимо, сам не мог объяснить поведение партизана. Следователь повернулся к Титову.

— Титов, может быть, вы внесете ясность в это запутанное дело? Помогите своему партнеру найти истину.

С каким бы удовольствием Титов ударил сейчас провокатора в его наглую рожу. Но ему надо сдерживаться. Он смиренно посмотрел на гитлеровца, кашлянул в кулак. Заговорил как-то виновато:

— Господин майор, понимаете, мне трудно, очень трудно. Может быть, действительно я что-нибудь путаю? Но вы же, господин майор, наверное, уже делали в его доме обыск и сами смогли убедиться в том, что я прав!

Услышав о возможном обыске в доме Буйнова, гитлеровец удивленно взглянул на партизана.

А тот продолжал:

— Мне одно неясно, я толком не пойму, почему Захар Петрович упирается? Если он докладывал вам все, что узнавал о партизанских делах, так почему не желает быть последовательным и искренним до конца? Что его сдерживает?

Буйнов истерически завопил:

— Тю-у! Бешеная собака! Да о чем я должен говорить? В чем ты меня обвиняешь, ну скажи?!

Титов неуверенно посмотрел на следователя, словно хотел получить у него поддержку. А немец был в большом затруднении. Ему трудно было разобраться: их старый агент, которому они до сих пор верили, в чем-то замешан, а партизан, неделю упорно молчавший, открыто и подробно рассказывает о боевых делах. Что бы все это значило?

Титов осторожно попросил:

— Господин майор, если можно, конечно...

— Что?

— Разрешите закурить?

Шранке протянул ему портсигар. Чиркнул зажигалкой. Титов затянулся. Ух как закружилась голова! Нет, курить нельзя, силу потеряешь. Он загасил сигарету в пепельнице.