А ты в хорошем настроении, говорит он. Похоже, вечеринка удалась.
Это она пропускает мимо ушей. Да пошел ты, беззлобно думает она. Ложкой перебрасывает чайные пакетики в раковину, доливает молока, ставит пакет в холодильник – все это отрывистыми движениями человека, который в раздражении возится с пьяным приятелем.
Нет, честно, лучше бы с кем угодно другим, говорит Коннелл. Лучше бы ты была с этим типом, который меня обчистил.
Тебе-то какая разница?
Он не отвечает. Она думает о том, как говорила с Джейми перед его уходом, потирает щеки руками. Деревенский молокосос – так Джейми однажды обозвал Коннелла. Это верно, она однажды видела, как Коннелл пьет молоко прямо из пакета. А еще он играет в видеоигры про пришельцев и рассуждает о футбольных менеджерах. Он полон здоровья, как крупный молочный зуб. Наверное, ему никогда в жизни и в голову не приходило сделать кому-то больно во время секса. Он хороший человек, он добрый товарищ. Так и чего она все время к нему вяжется, все время чего-то требует? Неужели ей так уж необходимо постоянно предъявлять ему прежнюю, невменяемую себя?
А ты его любишь? – спрашивает Коннелл.
Рука ее замирает на дверце холодильника.
Как-то не в твоем это духе, Коннелл, интересоваться моими чувствами, говорит она. Я почему-то считала, что у нас с тобой не принято такое обсуждать.
Ясно. Ладно.
Он снова потирает рот, смотрит рассеянно. А потом роняет руку и смотрит в кухонное окно.
Слушай, говорит он, надо было, наверное, тебе раньше сказать, но я тут тоже встречаюсь. Мы, собственно, уже довольно давно вместе, прости, что не сообщил.
Шок от этой новости столь велик, что Марианна ощущает его почти физически. Она смотрит на Коннелла в упор, не в состоянии скрыть замешательства. За все время их дружбы у него никогда не было постоянной девушки. Она даже как-то и не задумывалась о том, что она может появиться.
Что-что? – говорит она. И давно у вас это?
Месяца полтора. Хелен Брофи, не знаю, знакомы вы или нет. С медицинского.
Марианна поворачивается к нему спиной, берет со столешницы чашку. Следит, чтобы плечи не дрожали, – ей страшно, что она расплачется, а он заметит.
А зачем ты тогда уговариваешь меня бросить Джейми? – говорит она.
Да я и не уговариваю. Просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Потому что ты мой добрый друг, да?
Ну, типа того, говорит он. В смысле я сам не знаю.
В руке у Марианны горячая чашка, держать ее больно, но вместо того, чтобы поставить ее, она не мешает боли проникать в пальцы и дальше в плоть.
И ты ее любишь? – говорит она.
Да. Люблю, конечно.
И тут Марианна начинает плакать – такого позора с ней еще не случалось за всю ее взрослую жизнь. Она стоит к нему спиной, но сама чувствует, как плечи вздергиваются в жутком неконтролируемом спазме.
Господи, говорит Коннелл. Марианна.
Да пошел ты.
Коннелл дотрагивается до ее спины, а она отшатывается, будто он ее ударил. Ставит чашку на столешницу, чтобы неряшливо вытереть лицо рукавом.
Иди отсюда, говорит она. Оставь меня.
Марианна, не надо. Слушай, ну мне страшно стыдно. Прости, я должен был раньше тебе сказать.