Он курил, пил коньяк и думал над расследованием. Холодный ночной воздух дул ему в лицо, и тишина прерывалась только проезжающим изредка автомобилем или лаем собаки вдалеке. День получился длинным. Ему очень хотелось бы лечь в постель и закрыть глаза, проспать восемь часов и утром родиться заново. Но, скорее всего, рассчитывать можно было лишь на четыре-пять часов беспокойного сна.
Как он ни старался не думать о блондинке, мысли продолжали крутиться вокруг нее. Она была тайной, а значит, его мозг не мог выйти из режима разгадывания. Так он был устроен. Его ум по-настоящему никогда не останавливался. В лучшем случае можно было рассчитывать только на некоторое замедление его работы. И даже разрешение задачи мало что давало. Потому что новые загадки появлялись в мгновение ока.
Уинтер закрыл глаза и в который раз представил себя в кафе. Запах жареного мяса. Элвис, шум нагревателя. Отражение блондинки в окне. Она идет к нему между стойкой и столами, подходит к его столу. Они обмениваются парой фраз, повар приносит завтрак, она хватает его и вонзает нож в глаз. Уинтер проиграл эту последовательность в замедленном темпе. Он слышал ее тихие шаги, наблюдал за ее походкой. Он обдумал каждое сказанное слово, надеясь найти скрытый подтекст, разгадать ее код. Но ничего не прояснялось.
Тогда он снова рассмотрел каждое звено в последовательности событий. Ему казалось, что он уже подобрался к моменту, когда в расследовании наступит перелом. Просто он пока не представлял, каким он будет. А может, он просто принимал желаемое за действительное.
И снова в его голове захлопнулась дверь кафе, незнакомка ушла в ночь, а сам он остался ни с чем. Сегодня он постарается хотя бы немного выспаться, а завтра у него в голове прояснится и он сможет разгадать это дело. Сон обычно творил чудеса в обострении мыслительных способностей.
Он достал из чемодана чистую одежду и разложил ее на кровати: белье, пара «левайсов», футболка с психоделическим изображением Джона Леннона в период работы над альбомом «Сержант Пеппер». Он разложил одежду на кровати так, будто человек, который был в нее одет, внезапно испарился. Только носки были аккуратно скручены и лежали на подушке. Он никогда не распаковывал чемодан, потому что не задерживался нигде дольше, чем на две недели. Не было смысла развешивать одежду по шкафам, если через несколько дней снова нужно будет куда-то ехать.
Уинтер направился в душ, включив максимально холодную воду. Он хотел смыть с себя всю усталость. Вытеревшись, он наконец почувствовал себя человеком. Не полностью, но хотя бы с виду. Быстро одевшись, он улыбнулся игривым вариациям третьей части моцартовского концерта.
Он жил в мире, который его воображение мечтало разрушить. Время от времени ему нужно было напоминать себе, что в этом же самом мире существовали светлые стороны, в нем происходили чудесные и необъяснимые вещи. В этом мире жили Леннон, Моцарт и Хендрикс и многие другие замечательные музыканты. Возможность слышать этот мир их ушами, пусть даже недолгие мгновения, наполняла его оптимизмом.