Она вне себя. Ее щеки горят, глаза сверкают.

— Я хочу жить у вас… быть с вами… — лепечет она, как в забытье. Мне тяжело оставаться дома после смерти папаши… Я не хочу жить здесь… Увезите меня, увезите отсюда… — почти криком заканчивает она свою исступленную речь.

Тетя Таша совсем растерялась. Она буквально не знает, что делать. Едва только успели схоронить главу семейства, а семья его уже распадается на части. Что бы сказал на это покойный Иван Яковлевич, если бы был жив? На тетю Ташу жаль смотреть в эти минуты, так она несчастна, так смущена. Ей жаль огорчать отказом Надю, тем более жаль, что — кто знает? — может быть, жизнь в роскоши и довольстве и есть истинное счастье для Нади, и в то же время ей жутко подумать о том, что такой поступок был бы противен воле покойного Таирова.

И вот, в ту самую минуту, когда волнение тети Таши достигает высшего предела, с порога комнаты слышится молодой энергичный голос.

— Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но судьба сестры близка и мне. Конечно, было бы для нас много приятнее, если бы Надя осталась жить с нами, в родной семье, но раз она так неудержимо стремится из дома (тут голос Сережи Таирова предательски вздрагивает), то удерживать ее мы не станем. Только я буду вас очень просить от имени покойного папаши не баловать Надю. Рано или поздно я надеюсь отдать вам все, что она будет стоить вам, то есть жизнь и воспитание Нади в вашем доме. Так сделал бы папаша, если бы был жив, так должен сделать и я. Тетя Таша, соберите Надины вещи, она, наверное, пожелает уехать сегодня же, — с плохо скрытой горечью добавил, обращаясь к тетке, Сергей.

Тетя Таша с невольным уважением взглянула на племянника.

О, он вырос на целую голову сейчас, этот мальчик! И из нежных юношеских черт его лица на нее неожиданно выглянули энергичные черты его отца, выражающие суровую, непреклонную волю. И как он умно все это придумал! Даже Анна Ивановна с невольною почтительностью взглянула в это умное, энергичное юношеское лицо.

Из груди Нади вырвался вздох облегчения. Какой славный, какой милый этот Сережа! Как он все это хорошо придумал. Положительно, она никогда не любила так сильно брата, как сейчас.

Потом сразу поднялась суета, начались сборы. Тетя Таша, Клавдия и Шурка с лихорадочной поспешностью укладывали вещи Нади в старенький сундучок. А Сережа говорил в это время Анне Ивановне, слушающей его с тем вниманием, с каким слушают речи вполне сложившихся взрослых людей.

— Сейчас у меня нет источника, из которого я мог бы платить за сестру. Но когда я окончу учение и поступлю на службу, я выплачу все, что будет стоит жизнь Надя в вашем доме. Покойный отец не разрешил бы на иных условиях отпустить сестру в чужой дом. Когда же сама Надя поступит на место, я надеюсь, что она поймет всю необходимость вносить деньги за себя. Я уверен, что она не пожелает висеть на чужой шее. Ведь так, Надя?

— Так, — машинально срывается с улыбающихся губок девочки в то время, как мысли ее особенно далеки сейчас от мыслей Сережи.

Как интересно! Как удивительно романтично все это вышло! Добрая волшебница похищает ее, маленькую Сандрильону, из дома мачехи и дает ей возможность попасть в королевский дворец. Ну, не сказка ли это? Совсем сказка!