Они увидели меня. Они идут за мной.

У меня возникло сильное желание открыть рот и завизжать, чтобы выплеснуть наружу весь страх, весь ужас, визжать и визжать, пока не сорву голос или дыхание не иссякнет.

Не знаю, как я сдержалась. Напрягшись всем телом, я подалась вперед и смотрела, как Ривера поднимается на трибуны.

Он остановился тремя рядами ниже и куда-то показал. Миллер кивнул. Полицейские протиснулись между кресел и заняли свои места.

– А? – удивленно выдохнула я. А копы между тем устроились поудобнее и стали смотреть игру.

Миранда повернулась ко мне:

– Что такое?

– Э… ничего. Я… не могу поверить, что судья засвистел. Джонсон ничего не нарушал против того парня.

– Ничего себе «не нарушал», – возразила Миранда. – Он ему чуть башку не снес.

Джули засмеялась:

– Ого, Кэйтлин, ты реально втянулась.

Я посмотрела на спины копов.

– Ага, – сказала я. Благо теперь я снова могла дышать.

Я поняла, что должна радоваться жизни, пока могу. Разумеется, это лишь вопрос времени, когда полиция придет за мной.

Я взглянула на табло. До конца первого тайма оставалась всего минута. Наши сократили отрыв от «Великанов» до четырех очков. Ребята были уже на ногах, прыгали, кричали. Всех охватило буйное возбуждение. Трибуны буквально тряслись.

Мы с Мирандой и Джули тоже вскочили. Перехват с быстрым броском из-под кольца принесли «Тиграм» еще одно попадание. Кто-то громко объявил тайм-аут. Я смотрела, как игроки трусцой бегут к скамейкам.

В глаза мне бросилась цветовая вспышка. Я посмотрела через весь зал на трибуны для гостей.

И чуть не упала. Я схватилась за Миранду и Джули, чтобы устоять на ногах. Во втором ряду сгорбился парень в красной толстовке. Он ясно выделялся среди зеленых курток и футболок гостей.

Ну конечно, я подумала о Блэйде. Увидев красную толстовку, я не могла не подумать о нем. Я вглядывалась в сияние прожекторов, пытаясь рассмотреть парня получше. Он сидел, опустив голову в капюшоне, так что мне были видны только его макушка, руки и грудь.

Подруги не заметили, как я напряглась. Они стояли по бокам от меня, споря, какую пиццу выбрать после игры. Миранда любит все планировать наперед. И не любит пепперони. Такие дебаты вспыхивают всякий раз, как мы собираемся за пиццей в «Альфонсо».

Я не участвовала в разговоре. Я смотрела на парня в красной толстовке, ожидая, когда он поднимет голову. Прогудел таймер, возвещая конец тайм-аута.

Парень поднял голову, и капюшон свалился ему на плечи. Я подалась вперед, разглядывая его лицо, темные волосы.

– О нет.

Блэйд.

Это был Блэйд!

Он поднял глаза на трибуны. Он смотрел прямо на меня. Игра возобновилась. Он не отвел глаз. Он сверлил меня взглядом через весь зал.

Не помня себя, я протиснулась мимо Миранды и стала пробираться по ногам, оттирая ребят в сторону. Все расплывалось как в тумане, и лишь красная толстовка маячила у меня перед глазами.

– Кэйтлин? Ау, Кэйтлин?

– Что случилось? Куда ты?

Встревоженные подруги кричали мне вслед. Я не оглянулась. Я споткнулась в проходе, налетев на кучку ребят, стоявших у меня на пути, и протиснулась мимо остальных.