Я вскользь взглянул на открытые участки тела, которые уже смазывали раствором и ожидаемо услышал всхлипы.

Я подметил смешливые взгляды медсестер. Их всегда потешали резкие смены эмоций, у подверженных анестезии, пациентов.

– Я пропущу посвящение, – тем временем уже в голос рыдала Синицына. – Танька будет танцевать вместо меня!

Я сдержал смех и увидел условный знак грузного Владислава Богатырева.

– Считаем до десяти и можно начинать.

А я наклонился к уху девушки, слыша, тот же ненавязчивый аромат и зашептал:

– Я уверен, никто никогда не сможет с тобой сравниться. Отнесись к этому, как к очередному препятствию, через которое нужно перепорхнуть.

Я отпрянул, когда слезы явственно сменились притягательной натуральной улыбкой, а Синицына всхлипнув, произнесла:

– Мне так папа говорил когда-то. Спасибо, Роман Алексеевич, с вами мне ничего не страшно.

Мысль о сравнении с отцом была крайне неприятной. Захотелось наглядно доказать нахалке, насколько далеки мои чувства от родственных. Хорошо бы наедине. Обнаженными.

Она отключилась, и стала размеренно вдыхать воздух.

Я же взошел на сцену. Теперь весь остальной мир с его пустяковыми проблемами и трудностями перестал существовать. Только хирург, запас знаний и скальпель.

Или…

Периферическое зрение действовало отлично. Я видел нежный овал лица Синицыной и чуть приоткрытые губы, а потом перевел взгляд на ничем не испорченную кожу живота. Блятство.

– Делаем эндоскопию, – проговорил я глухо из-за тонкой маски на лице.

– Но, – удивилась медсестра, протягивая мне скальпель, – в карте указана обширная операция.

– Я гораздо лучше вас знаю, что там написано. Я сам заполнял её. Готовим эндоскопию, – резко напомнил я о своих соответствующих полномочиях.

Девушка лишь пожала плечами, убрала скальпель и стала спешно готовить эндоскоп. Не в её правилах спорить с взбалмошными врачами. Её дело маленькое – слушаться.

– И что ты напишешь в отчете? – спросил Богатырев, когда операция закончилась, и мы уже мыли руки. – Или сам оплатишь?

– Подумаю, – посмотрел я на себя в зеркало, внутренне изумляясь своей эскападе. Что на меня нашло?

– Девчонка, конечно, ничего такая, но, как по мне, заурядная влюбленная в тебя пациентка. Сколько ты таких уже видел? А сколько увидишь? Чем она тебя так привлекла?

– Если бы я знал, – я похлопал по плечу коллегу и устремился к выходу, стряхивая с рук капли воды.

Открыв двери, я обернулся. Прямо за спиной Богатырева располагалась операционная, где как раз отключали лампы. – Прикроешь?

– Спрашиваешь, я еще не забыл, как ты меня в чувство после развода приводил. Было забавно.

– Только если считать плавание в минус три веселым занятием.

– Сработало же.

Я вспомнил операционную, которую почти разбил пьяный Влад. После, по моему распоряжению, буйного тащили на улицу три не самых слабых санитара и швырнули в мелководье реки, что протекала рядом с больницей. Лед из-за течения был тонкий и тяжелое тело его с легкостью проломило. Я сам вытащил коллегу из воды и выделил палату, а потом выгородил, зная, что должники лишними не бывают.

– Это верно, буянить ты формально перестал. Увидимся, – с беглою усмешкой откланялся я, последний раз взглянув на Синицыну, чьи веки уже затрепыхались.