Рядом была винтовка. Тоже – Лобаев, топовая модель СВЛК-14, калибр 408, прицел March Tactical 10–60, магазина нет, однозарядная. Эта винтовка – скорее спортивная, чем боевая – была предназначена для стрельбы на запредельные дистанции – от двух километров и более, из нее был установлен ряд мировых рекордов. Внешне она была похожа на распространенный в странах НАТО McMillan TAC50, обладателя второго и третьего места в чемпионате мира по дальним выстрелам в сложных условиях (оба – Афганистан). Но конструкция этой винтовки была совершенно иной.

Это была моя винтовка. С ней я убрал того урода в Припяти, который использовал рабов для того, чтобы вскрывать радиоактивные захоронения и торговать с террористами высокорадиоактивным мусором для начинки грязных бомб. Винтовку купили на одно задание и списали, как, наверное, списали и меня и Спеца – дончанина, который продолжал мстить за то, что сделали с его краем. Но я выжил. Винтовку тоже вынес, в ППД сильно этому удивились и схватились за головы – как матценность она была списана, составлен акт. В итоге – ничего лучшего не придумали, как передать ее мне. Ну не ставить же опять на учет, еще и отвечать за нее потом.

В то, что я действительно убрал этого урода – мне не поверили. Решили в конечном итоге проверить.

– Готов?

Я не ответил. Пусть вопрос задает генерал – все равно. У снайперов на войне – особые привилегии. Им плевать на всех и на всё.

Условия были примерно те же самые, к тому же я помнил поправки для того выстрела – их подбирали на полигоне, и я все помнил. Когда снайперы говорят, что что-то не помнят, – они скорее всего врут. Все они помнят…

Винтовка глухо бухнула – и тут же успокоилась в руках. Генерал прильнул к подзорной трубе, а я почувствовал, как я промок. От пота – холодный и мерзкий пот на спине. Очень неприятный.

Смотреть на то, как через несколько секунд умрет бык, я не хотел. Я знаю, что ему дорога все равно – на бойню. Но все равно – смотреть я не хотел. Были на то причины…

Человек, который учил меня, – он тоже был снайпером. Там, где советских войск не могло быть по определению. Он был выходцем из деревни… в деревне режут скотину, рубят кур, гусей, уток – там это обыденность. Но вернувшись из армии – он не мог зарезать даже курицу…

– Попал… – удивленно сказал генерал, – надо же. Попал.

Это был тот же самый генерал, который отправлял меня на задание, который, скорее всего, выбрал меня для этого задания. Он каким-то образом знал моего отца, хотя я не знал, каким именно образом.

– Какая же вы мразь… – устало сказал я, поднимаясь со стрелкового мата. Генералу сказал.

– Лично я? – спокойно осведомился генерал.

– Нет. Вы все.

– И почему… интересно было бы узнать.

– Не поймете.

– А ты попробуй…

Я сплюнул.

– Вы когда-нибудь убивали?

– Приходилось. Первый раз – еще в Афганистане…

Я молчал.

– И что? – не выдержал генерал, – пацифистом, что ли, стал?

– Да какой там пацифизм. Знаете… есть разница между обычным солдатом и снайпером. Обычный солдат стреляет не по людям. По мишеням. В прицел – ты видишь не более чем фигурку, она так мала, что часто ты не воспринимаешь ее как человека. Ты ведешь огонь, и мишень падает. Снайпер – выбирает цель. Опознает ее. И стреляет. Мы видим, что мы стреляем в людей. Знаем это…