– Не знаю, доживет ли до рассвета опричник Михайла, – раздраженно заметил Степан. – Но мы не доживем, это точно. Замерзнем и помрем.

– Нас сначала еще пытать будут, – проговорил синими от холода и страха губами Василий.

– Нет, – покачал головой Степан. – Вот этого я не думаю. Опричнику так бы хотелось, но воевода не разрешит, это точно. По крайней мере, на его месте я бы не разрешил. А он, похоже, умный человек.

– Сволочь, – выругался сотник. – С моим отцом чарку пил, на охоту ездил, меня на колене качал. А теперь что же? Не ждал я от дяди Ивана.

– Золото, – пожал плечами Степан. – Слишком много золота мы привезли в том проклятом сундуке. Вот и позарился твой дядя Иван. Но пытать он нас не позволит. И знаешь, почему? Потому что во время пыток будут лишние разговоры, их могут запомнить разные люди. А князю Ивану это ни к чему теперь.

– Так что же будет? – не выдержал Василий и чуть ли не закричал. Лицо его исказилось, он плохо владел собой. Впрочем, как было его не понять – человек пережил такой моральный удар.

– Что будет? – переспросил задумчиво Степан. – Казнят нас. Просто так, без всяких пыток и лишних разговоров. Как изменников и ливонских засланцев. А сундук с золотишком достанется князю Хованскому – целым и нетронутым. Вот так-то.

Ближе к вечеру опять появился Михайла. Его лицо снова свесилось сквозь деревянную решетку.

– Решили, – радостно сообщил он. – Воевода приказал завтра на рассвете вас всех на кол посадить. С утра пораньше! Целый день умирать будете! Сейчас колья уже вкапывают. Слышите, стучат? Вот завтра потеха-то будет.

– Хоть бы поесть дали, – пробормотал окончательно окоченевший Лембит. Не в силах стоять больше на ногах, он сел на корточки, обхватив себя за плечи руками.

– Зачем тебе еда? – рассмеялся опричник. – Голодному на кол легче садиться. Живот пустой, скорее провалишься и подохнешь.

– А скажи, Михайла, – поднял голову кверху Лаврентий. – Когда мамка тебе половой член лучиной жгла, ты сильно плакал? За что она тебя так? Мужиков сильно ненавидела? Обидели ее?

Опричник поднялся на ноги, и теперь лица его было больше не видно.

– Пытать вас воевода не дозволил, – послышался его приглушенный голос сверху. – Но для тебя, колдун, я специально велю кол потолще затесать. Чтоб проваливался ты подольше и побольнее. А я буду тебе в глаза смотреть.

Можно ли заснуть накануне собственной казни? Можно ли заснуть, находясь в глубокой ледяной яме, где под ногами чавкает мокрый снег?

Наступил вечер, стемнело, а затем наступила ночь. Из ямы были слышны звуки засыпающей крепости: перекличка часовых на стене, ржание лошадей в расположенной поблизости конюшне, перекрикивание отходящих ко сну стрельцов…

Ночью слегка подморозило. Степан стоял, прислонившись спиной к деревянному креплению ямы. Он закрыл глаза, потому что смотреть все равно было не на что – царила полная тьма. Говорить тоже было не с кем. Лаврентий совершенно углубился в себя и только шевелил губами. То ли молился Богу, то ли разговаривал с духами, а может быть, посиневшие губы просто дрожали от нестерпимого холода.