Чиновник достал из кармана и положил на стол маленькую латунную трубочку. Полицмейстер ее взял толстыми пальцами и поднес к носу.

— Гарью пахнет. Свежая.

— Гильз ровно семь, — продолжил чиновник. — Калибр три линии. Это позволяет предположить, что стреляли из карманного «браунинга». Неизвестный выпустил полную обойму.

— Семью выстрелами – троих? Вечером? Из карманной пукалки?

— Оружие неплохое, если стрелять с близкого расстояния, — не согласился чиновник. — Правда, одного из разбойников переехала коляска, отчего тот и скончался, но перед этим его ранили. Но вы абсолютно правы, ваше высокородие, стрелок умелый. Из семи пуль четыре нашли цели.

— Ловок! — заключил полицмейстер. — И кто ж этот молодец?

— Установить не удалось. Околоточный опросил жителей близлежащих домов, но они ничего не видели. Спали. Околоточный догадался выйти на Екатеринскую. Там одна из обывательниц сообщила, что видела коляску, которой правил офицер. При этом стоял в ней и нахлестывал лошадь вожжами. Внешность толком не рассмотрела – далеко было.

— Офицер… — хмыкнул полицмейстер.

— Следы и расположение гильз на месте преступления позволяют предположить, что неизвестный офицер стал свидетелем разбоя. Рваный и его сообщники обычно останавливали коляску с пассажирами, при этом оглушали или убивали кучера. После чего грабили жертв. Офицер увидел и вмешался.

— Не трус.

— Истинно так, ваше высокородие. На телах убитых разбойников нашли ножи, кистень и два револьвера. Солдатский «наган» и Лефоше. В последнем был использованный патрон. Стрелял тот, кого переехали.

— Однозначно фронтовик! — заключил полицмейстер. — Стреляют не раздумывая – привыкли в окопах. Штабной бы не смог.

— Будем искать?

— Зачем? Чтобы наградить?

— Но три тела…

— Убийц и грабителей. Если вздумаем задержать, нас съедят. Армия возмутится. Она кровь льет, защищая нас от супостата, а мы разбойников развели. Репортеры накинутся… Закрывай дело! Хотя погоди, — он задумался. — Околоточный, который про офицера прознал, как служит?

— Весьма ревностно. В околотке у него порядок, начальство довольно.

— Вот он, значит, и наткнулся вечером на подозрительных личностей. Попытался задержать, а те стали стрелять. Ответным огнем околоточный уничтожил разбойников.

— Ему ж за это медаль нужно давать, — скривился Семен. — И в чине повысить. Не жирно ль одному?

— Значит, не один был. С кем – сам подумай, — улыбнулся полицмейстер. — Скажешь мне потом.

— А если офицер объявится?

— Хотел бы, объявился. Ему это, видимо, не нужно. Те, которые ехали коляске, не обращались?

— Нет, ваше высокородие!

— Значит, не желают. Неизвестно, что они делали вечером на Еврейской улице. Решено. Но ты погоди пару деньков. Понял?

— Да, ваше высокородие!

— Учишь вас, молодежь! — буркнул полицмейстер. — Папочку оставь. Остальное сам посмотрю.

Чиновник поклонился, положил папку на стол и вышел из кабинета. За дверью позволил себе улыбнуться. Голова у них полицмейстер, вон как повернул! О людях радеет. Ну, и те к нему с почтением. «Кто ж все-таки этот офицер?» – мелькнула в голове мысль, но чиновник ее старательно отогнал. Какая разница?