— Это он Америки не открыл. Всем известно.

— Но не все говорят о том вслух. Наш начальник еще цифры привел. Посчитал, что за время боев из-за скверной организации медицинской службы мы потеряли не менее корпуса солдат и офицеров. Обвинил в этом руководство Главного санитарного управления армии в лице генерал-лейтенанта Муравьева.

— Ого!

— Я как прочел, так и понял, что ему это с рук не сойдет. По-моему и вышло. На фронт сослали. Он до этого в госпитале Минска служил. А теперь представьте! Губернский город, рестораны, барышни… А его оттуда – в землянку!

— Смелый человек! Могли бы в Сибирь сослать.

— За правду? Общество этого не поняло бы. Если хотите знать, подло с ним поступили. Из Сибири можно вернуться, с фронта труднее.

— Зато чин дали и начальником назначили.

— Пуля, знаете ли, не разбирает: в чинах ты или без них. Сколько офицеров дивизия потеряла? Только полковников троих, прочих и посчитать сложно. Прилетит пуля – и нет вашего высокоблагородия. Толку из того, что к тебе так обращались? Тем более Довнар-Подляскому это не нужно. Он шляхтич древнего рода, предки на польском троне сидели.

— Неужели?

— Я тоже шляхтич, Иван Александрович, правда, не столь знатный, историю Великого княжества Литовского знаю. Довнар-Подляские в ней знатно отметились. Со временем род захирел и скатился в бедность, Валериан Витольдович – последний его представитель.

— Интересно, у него есть невеста?

— Жены точно нет, кольца не носит. У католиков это обязательно. А невеста… Мог и не обзавестись, молод еще. Годами как вы. У вас нет невесты, Иван Александрович?

— Вы же знаете!

— А вдруг завели на станции?

— Охота вам смеяться! Кого там можно завести?

— Кондомы же для кого-то приобретаете.

— Опять ваши шутки!

— Это зависть, Иван Александрович. Где мои двадцать пять лет?

— Да будет вам! Еще молодой мужчина. Операцию сегодня лихо провели. Я вот не решился.

— Успеете. Этого добра на всех хватит.

— Повезло нам с начальником, как считаете?

— Посмотрим.

— Сами же хвалили.

— Как врача и честного человека. Этого у него не отнять. А вот какой из него начальник, покажет время.

— Осторожничаете?

— Не спешу с выводами. Жизнь, знаете ли, научила.

— А мне он нравится!

— Давайте спать, Иван Александрович! Поздно…

На следующий день я велел заложить бричку, имелась у госпиталя такая, и поехал знакомиться с полковыми батюшками. По существующему в русской армии порядку они заведовали перевязочными пунктами полков и отвечали за своевременное оказание медицинской помощи раненым, а также их эвакуацию в лазареты и госпитали. Священников можно было собрать на совещание в штаб, и они подчинились бы старшему по чину,[51] но я решил, что лучше приехать самому. Заодно посмотреть, как у них организовано.

Батюшки оказались боевыми. У одного наперсный крест висел на георгиевской ленте,[52] у двоих имелись ордена Владимира 4-й степени с мечами. Признаться, я опасался этих переговоров. Сложные у меня отношения с религией. В бога я верю, но в церковь не хожу. Не нравилась она мне в моем мире. Почему, объяснять долго, думаю, догадаетесь. К тому же в соответствии с приказом командующего фронта о новой организации санитарной службы священники в части помощи раненым формально переходили мне в подчинение. Как воспримут это батюшки?