Однако тот не унимался и на удары отвечал бранью. Тогда Погда-паш совсем озверел и, видимо, пожалев хозяйскую пшеницу, потащил Торспака по камням, через валежник вниз к реке.

Санан весь затрясся, глаза заволокло слезами. Ак-Сагала не было, некому унять Погда-паша, и мальчик бросился к другим батракам, прося успокоить озверевшую «байскую собаку».

Но люди его словно не слышали. Никто не разогнул спины, никто не поднял головы. «Сорок зубов у человека; если нужно, ни одного слова не выпустят», — вспомнил Санан отцовскую поговорку. И в первый раз люди показались Санану мертвыми, обомшелыми пнями с человеческими живыми руками и ногами. Он просит, умоляет, а они глухи и равнодушны. Только руки их неустанно рвут и рвут сорняки, спасая от гибели хозяйскую пшеницу.

Из глаз Санана потекли слезы, он один побежал вниз к речке. Но его сразу же встретил медвежий рев Погда-паша: «Тебе тоже надо?» Мальчик испугался. Через минуту и его спина согнулась над пшеницей.

Но работать, как все остальные, Санан уже не мог. Он чувствовал, как ноют и подгибаются колени, как бьется будто вырывается из груди сердце. Он, почти не отрываясь, смотрел на берег, поджидая Торспака.

Наконец, мальчик почувствовал дрожь во всем теле. Тогда он выпрямился и побежал к реке. Ноги его сразу окрепли, дрожь унялась. Он стал искать Торспака в кустах, под валежником, под деревьями. Но его нигде не было. Иногда до мальчика, казалось, долетал какой-то стон. Может быть, это журчала река? Неужели Погда-паш убил парня и спрятал?

Так Санан дошел до берега, повернул вправо, поднялся в гору. И опять ему послышался голос, похожий на журчанье воды, и опять побежал он к реке…

Теперь Санан был почти уверен, что Торспак убит. Задыхаясь, он кинулся к Погда-пашу. Добежав до межи, он крикнул:

— Куда спрятал Торспака, проклятый?

Погда-паш заревел по-медвежьи:

— Что?

От злости он заикался и не мог больше выговорить ни слова. Санан спокойно ждал ответа. Не дождавшись, крикнул:

— Жаба!

Взбешенный Погда-паш сбил Санана кулаком с ног, ударил несколько раз лежачего, приговаривая: «Еще надо?» Но его схватили за руки.

Как привязанный зверь стоял Погда-паш над Сананом.

— Жаба! — продолжал кричать мальчик. — Не человек, а жаба. Все тебя ненавидят. А Тастак-бай издевается. Подсунул парня за невесту…

Этого Погда-паш не мог стерпеть. Он вырвался из рук державших его батраков, схватил Санана за волосы и так же, как Торспака, потащил к реке.

Ак-Салай бросился на помощь другу, но Муколай остановил его и сказал:

— Пойдем сначала посмотрим, куда он потащит парня.

Остальные остались на месте. Ждали они недолго. Ак-Салай с Муколаем вернулись и сообщили:

— В улус пошли.

— А где Торспак?

— Наверное, тоже в улусе.

А над улусом, нагоняя тоску на людей, каркал ворон. Когда он замолкал, до темных юрт долетали заунывные звуки комуса.

Старик Ак-Сагал, сидя на крыльце, перебирал струны и глухо пел:

Пел он, закрыв глаза, медленно покачиваясь из стороны в сторону. Пел о древних богатырях — любимцах шорского народа, о злом Кара-хане… Висит побежденный богатырь вниз головой у одинокой скалы; слезы, текущие из правого глаза, падают в золотую чашку, слезы, текущие из левого глаза, — в серебряную.