– Наверное, – перебила я, – Осипов-Юркин знал про него много разного и мог открыть рот. Дешевле было его покойным сделать, чем самому на нары попасть.

– Наши мнения совпали, – кивнул Кудрин. – Но доказательств нет. Осипов-Юркин ничего дурного сейчас про Рябова не говорит. Понимает: если он заговорит, то это палка о двух концах: ему же хуже будет, а Рябов уже мертв. Раиса Павловна отлично знала, что ей нельзя идти в суд, ведь могут вылезти неприглядные истории из жизни супруга, но она очень хотела отомстить Ангелине. Мечтала об этом, строила разные планы, плакала от бессилия – и вдруг к ней пришла Степанида.

– Что теперь будет с Черновыми? – спросила я.

Алексей начал подбирать корочкой хлеба подливку.

– Ничего.

– Как это? – возмутилась я. – Две недели тебе звоню, а ты мне отвечаешь: «Занят, потом поговорим». А когда наконец встретились, я слышу: «Ничего»?

Кудрин поджал губы.

– После того как ты, приехав от Рябовой, показала мне фото документов из папки по делу Черновой, которую собрал Валерий, и вручила книгу про адвокатов, я поговорил с Ангелиной Сергеевной. Ей в конце беседы стало плохо, пришлось вызвать врача. Чернову увезли в клинику, у нее резко повысилось давление. На следующий день я позвонил по телефону, который мне оставили, и услышал, что пожилая дама в реанимации.

Кудрин замолчал.

– Дальше, – потребовала я.

– Через два дня я поехал в больничку, а Черновой там нет, – вздохнул Алексей. – Оказалось, что в палате интенсивной терапии она и не лежала. Кто мне по телефону отвечал, неизвестно. Женщина назвалась доктором Федоровой, и такая там есть, заведует отделением реанимации, но ничего о госпоже Черновой не слышала. Дома у Черновых никого нет. Валерия перестала посещать школу в тот день, когда бабушку из моего кабинета увезли на «Скорой». Владимир позвонил классной руководительнице, сказал, что у дочери грипп. Свет в их квартире не горит, мобильные отключены. Машина стоит в гараже. Деньги остались на счетах. Кредитками никто не пользуется. Никакие билеты никуда Черновы не покупали. Семья просто исчезла. Без следа.

– Забыл, чем Ангелина на жизнь столько лет зарабатывала? – воскликнула я. – Она тебя лихо обманула.

– Старухе реально плохо стало, – начал оправдываться Алексей. – Я не врач, но было видно, что ей не по себе. Хорошо, «Скорая» быстро приехала. Прямо сразу. Через пять минут.

– Не удивлюсь, если Чернова медиков заранее наняла и проинструктировала, – пробормотала я. – Ты сам набирал телефон «Скорой»?

– Ангелина попросила вызвать помощь из клиники, где у нее полис, дала мне визитку с контактами медцентра. Потом по тому же номеру я спрашивал о здоровье старухи, – начал Кудрин и осекся. – Черт… ты думаешь…

Я кивнула.

– Да. Бабуля не промах. Она тебя, как малыша, провела. А что с Верой Михайловной?

– Телефон выключен, дома никого, – ответил Кудрин. – Тоже куда-то делась.

– Понятно, – пробормотала я. – Жаль, так и не успела сказать Лере о том, что ее мама жива. И что она ни в чем не виновата.

Забегая вперед, расскажу, что случилось через год после всех описанных мною событий.