– Закрой фонтан, Мельник! – оборвал его Панфилов. – Не пыли, как салажонок.
Несколько минут ехали молча.
По Новоспасскому мосту переехали на замоскворецкую сторону и по Кожевнической и Зацепе выбрались к Добрынинской площади.
Уже когда по Большому Каменному мосту перебрались на Боровицкую площадь, Панфилов вдруг усмехнулся и сказал, полуобернувшись к Мельнику, словно продолжая с ним прерванный разговор:
– Хорошо поработали сегодня. Все хорошо поработали. Но работы еще много.
– Теперь фокинцам кранты! – неожиданно заявил Мельник.
Каждый из них думал о своем.
– Только никакой самодеятельности, как тогда, в сауне! – сказал Панфилов. – Тогда фокинцам действительно кранты…
За окнами джипа промелькнул Главпочтамт, памятник Пушкину, площадь Маяковского, чуть спустя – Белорусский вокзал.
На Ленинградском проспекте Сергей прибавил газу, и джип помчался в сторону Запрудного. Проскочили аэропорт, потом развилку с Волоколамским шоссе.
Сергей помалкивал, внимательно глядя на дорогу, – несмотря на поздний час, машин на проспекте хватало.
Глядя из окна на Химкинское водохранилище, Панфилов сказал самому себе:
– Теперь меня больше всего интересует, где второй, Хожахмет…
Тихо сказал, вполголоса. Но задремавший было Мельник услышал и встрепенулся.
– Елы-палы! – Он даже в лоб себя стукнул раскрытой ладонью. – Жиган! Я забыл совсем. Мы же эта… двоих живьем взяли. Пьяные в жопу. Один так и не проснулся. Этот твой… Стас везет их в багажнике.
Панфилов улыбнулся даже.
Новость была хорошая. У него есть о чем поговорить с дагестанцами.
– Какой Стас-то? – спросил он.
– Ну этот… Большой который, – ответил Мельник, тоже улыбаясь.
– «Товарищ ушел, он лопату схватил, – неожиданно запел Костя, – собравши последние силы…»
Улыбка медленно сползла с лица Мельника. Он вспомнил следующие строчки песни.
Всей запрудненской братве было хорошо известно, какой именно смертью погиб младший Панфилов – Игнат.
Глава 31
В Дагестан ехали втроем.
С собой Константин взял только Сергея и Мельника. Большой группой соваться в Дагестан было бы глупо, а втроем можно было сделать дело тихо и быстро. И уходить потом гораздо удобнее втроем. Он поехал бы и один. Да, собственно, он и хотел отправиться в одиночку, но одного его просто не отпустили. Опять посидели-посовещались и практически без разногласий сошлись на том, что самый оптимальный вариант для этой карательной экспедиции – три человека.
Константин лежал на верхней полке купе поезда Астрахань – Кизляр и безуспешно пытался заснуть. Он понимал, что работа предстоит очень трудная и нужно хорошо отдохнуть, но ничего не мог с собой сделать. Сон не шел, Константин то и дело выходил в тамбур курить.
В голову лезли то зона, то Афган, то разборка с дагестанцами в Москве, в особняке Руслана… Из тайных уголков памяти выплывали лица погибших друзей, и сердце сжималось от невозможности что-либо изменить, вернуть их к жизни, начать сначала.
Время от времени Костя вдруг понимал, что думает о Татьяне, и отгонял от себя мысли о ней… Все! Закончено и забыто! Вырвано с мясом!
Слишком мрачна теперь его душа, чтобы позволять заглядывать в нее человеку, которому зла не желаешь. Он остался один и должен жить один, не пытаясь спрятаться от этой боли на чьей-нибудь груди.