Ох, так Яков Матвеевич говорит о своём сыне! О моём Бекетове!

Бекетов Глеб Яковлевич…

Бекетов Глеб.

Глеб. Глебка… Глебушка…

Нет, пожалуй, за Глебушку я отхвачу по попе.

— Так тебя зовут Глеб! — радостно шепчу, повернувшись лицом к Бекетову. — Приятно познакомиться.

— Цыц, проблема! — шлёпает меня по бедру.

— Позволь узнать причину, по которой ты не только пронёсся ураганным штормом по счетам семьи Бекетовых, но и почтил меня своим присутствием? — ледяным тоном интересуется Яков Матвеевич. — После стольких лет игнорирования семейных связей…

— Лишь обстоятельства вынудили меня переступить порог этого дома. До моего дома слишком далеко добираться, а Марианне нужен был отдых. Но не беспокойся, мы скоро покинем твой дом.

— Не так быстро, сын. Не так быстро…

Глаза Якова Матвеевича начинают остро и опасно мерцать, и мне становится совсем жутко.

Я ещё не понимаю всех причин натянутых отношений между отцом и сыном. Но от их общения веет могильным холодом.

— Вам придётся задержаться. Тебе и твоей… — губы отца Бекетов презрительно кривятся, готовясь в очередной раз обозвать меня.

— Назовёшь её шлюхой ещё раз, я проломлю твой череп! — грозит мой защитник.

— Сойдёмся на нейтральном определении «гостья», — добавляет отец Бекетова с кошмарной улыбкой и звонит в колокольчик. — Я всё же настаиваю, что оставшаяся часть разговора должна пройти без лишних ушей. Марианну Устинову-Золотникову проводят в Янтарную гостевую спальню…

— Бирюзовую, — возражает Бекетов.

— Ближе к Сапфировой, то есть той, что была твоей? — цепляется к словам мужчина.

— Так и есть.

— Хорошо, — соглашается отец. — Пусть будет Бирюзовая.

Он отрывает тяжёлый взгляд от нас и переводит его в сторону прислуги, появившейся бесшумно.

— Отведите девушку в Бирюзовую спальню, проследите, чтобы ей выдали хотя бы гостевую пижаму, накормите завтраком.

— У меня аллергия.

— У неё аллергия.

Говорим с Бекетовым одновременно.

Левый глаз Якова Матвеевича подозрительно дёргается.

— Прежде чем кормить гостью, расспросите у неё обо всём как можно подробнее. Если её после приёма пищи осыплет дерматитом или не дай бог ещё что похуже случится, можете распрощаться со своим местом! — напирает Яков Матвеевич. — Вам всё ясно?

— Разумеется, Яков Матвеевич. Разрешите проводить гостью? — вежливым тоном интересуется женщина средних лет.

— Убирайтесь, — цедит сквозь зубы Яков Матвеевич.

— Иди, — шепчет Бекетов, шлёпнув по попе. — Валентина Петровна служит семье много лет. Она обслужит тебя как надо…

Я делаю большие глаза, сигнализируя, что нам нужно поговорить. С глазу на глаз.

— Потом, — отрубает и переводит взгляд на отца.

Я выхожу из кабинета, как мне и приказали, следуя за прислугой, на шаг позади неё. Но я была бы не я, если бы не отстала от Валентины Петровны уже через мгновение и не припала ухом к двери, чтобы услышать хоть что-то.

Мой манёвр не остаётся незамеченным.

— Марианна, подслушивать — это дурной тон! — голосом строгой директрисы отчитывает Валентина Петровна и добавляет. — Вам не поздоровится, если об этом узнает Яков Матвеевич.