– Хорошо, если это так, скажите Кармоне, чтобы он пришел еще раз, и мы убедим его поднять восстание, – ответил генерал с присущим ему сарказмом. – Будет меньше крови, чем если жители Картахены спровоцируют гражданскую войну своей излишней щепетильностью.
Перед тем как попрощаться с Монтильей, он полностью овладел собой и попросил его приехать в Турбако вместе с верхушкой партии боливаристов, чтобы уладить разногласия. Встреча еще не состоялась, когда генерал Карреньо принес ему весть о том, что Хоакин Москера принял президентство. Генерал хлопнул себя по лбу.
– Черт бы все побрал! – воскликнул он. – Не поверю, даже если встречусь с ним с живым.
Генерал Монтилья подтвердил это тем же вечером; шумел ливень, ураганный ветер с корнем вырывал деревья и разрушил половину городка, разметал его скотный двор и вместе с водой унес домашнюю скотину. Но генерал сумел выстоять под напором плохих новостей. Офицерский эскорт, еще недавно умиравший от скуки в пустоте этих дней, делал все, чтобы не было еще больших разрушений. Монтилья, накинув армейский плащ, руководил спасательными работами. Генерал подолгу сидел в качалке около окна, завернувшись в одеяло, взгляд его был задумчив, а дыхание спокойно, он смотрел на потоки грязи, в которой плавали обломки стихийного бедствия. Эти карибские буйства были хорошо знакомы ему с детства. Правда, пока солдаты пытались навести в доме порядок, он сказал Хосе Паласиосу, что в жизни не видел ничего подобного. Когда наконец воцарилось спокойствие, в комнату вошел Монтилья – с него ручьями стекала вода, а сапоги были заляпаны грязью до колен. Генерал, погруженный в свои раздумья, не пошевелился.
– Так вот, Монтилья, – сказал он, – Москера уже президент, а Картахена так-таки не признает его.
На Монтилью буря не очень-то подействовала.
– Если бы ваше превосходительство был в Картахене, все устроить было бы гораздо легче, – сказал он.
– Есть риск, что это будет понято как мое вмешательство, а я не хочу быть зачинщиком чего бы то ни было, – сказал генерал. – Более того: я не двинусь отсюда, пока вопрос не решится сам собой.
Этой ночью он написал генералу Москере примирительное письмо. «Я только что узнал, не без удивления, что вы взяли бразды правления государством в свои руки, и это вызывает у меня радость за страну и за себя лично, – писал он ему. – И все же сочувствую вам сейчас и буду сочувствовать впредь». Письмо заканчивалось лукавым постскриптумом: «Я не уезжаю, потому что до сих пор не получил паспорт, но уеду сразу, как только он будет у меня в руках».
В воскресенье он приехал в Турбако и включил в свою свиту генерала Даниэля Флоренсио О'Лири, одного из самых известных членов Британского легиона, – тот долгое время был адъютантом и переводчиком-писцом генерала. Монтилья приехал вместе с ним из Картахены в прекрасном, как никогда, расположении духа, и втроем с генералом они, как старые друзья, провели чудесный вечер под апельсиновыми деревьями. Когда долгие разговоры с О'Лири о его военных делах подходили к концу, генерал использовал свой обычный прием: