— Ну, мое предложение не имеет срока годности, детка.

— Детка? — переспрашивает она весело. — Что еще за «детка»?

— Если скажешь номер почтового отделения, вышлю тебе Словарь русского языка, заглянешь в него — и тебе откроется истина. И, детка, я уже второй раз назвал тебя «деткой», а вот с этим — уже целых три. Ты там не плавишься от праведного гнева? А то у меня ухо горит — просто пипец.

И она снова смеется, на этот раз громче. Слышу возню, шорох одеяла. Кажется, моя собеседница валяется в постели.

— Отвлекаю ото сна? — спрашиваю на всякий случай, практически не сомневаясь, что сейчас меня вежливо попросят отвалить. И почему-то перспектива потерять ее так быстро вызывает грусть.

— Все в порядке, я еще не допила свой кофе.

Она пьет кофе ночью. Просто невероятно. Я думал, нас таких на всем белом свете единицы, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Не уснешь же, — говорю вслед своим мыслям.

Забиваю на то, что это вроде как идет вразрез с моим намерением не втягиваться в этот диалог, и начинаю фантазировать о том, во что сейчас одета моя собеседница. Хозяйка ночного клуба точно не спит в какой-то застиранной ночнушке. Но и в чем-то жутко сексуальном ее тоже представить не получается. Воображение рисует расплывчатый образ хрупкой фигурки в чем-то белоснежном, мягком.

И вдруг я с большим запозданием понимаю, что даже не в курсе, замужем ли она. Возможно, все это приготовлено в качестве ночного десерта ее мужчине.

Эта мысль вклинивается между нами невидимым и немым третьим собеседником.

Прицеливаюсь, швыряю стаканчик в урну. Он ударяется о край — и отлетает куда-то в кусты.

— Я человек наоборот, — говорит Осень, — без чашки кофе на ночь просто не усну. И не проснусь.

— Ты замужем? — спрашиваю я, и тут же мысленно крою матом этот импульс. Не все ли равно, в самом деле? Так или иначе, я собираюсь удалить ее номер, как только мы попрощаемся, ни к чему эти личные вопросы. — Не говори. Все равно.

— Четыре года в разводе, — все-таки отвечает Осень. Голос неожиданно натягивается, хоть она определенно пытается с ним справиться. — Завтрашняя встреча с бывшим мужем. Вот, вспомнил о нас с дочерью спустя четыре года.

— И сколько лет дочери?

— Четыре.

— А тебе? Или это очень личное?

— Я не стыжусь своих лет, Ветер. Мне двадцать семь. Все, что ни есть — мое.

Она снова меня удивляет. Никакого наигранного кокетства, попыток развести на игру «угадай, сколько мне, но я все равно не признаюсь», никаких обид. Простой и четкий ответ.

— Какая молоденькая Осень, — говорю я, впуская в разговор нотку тепла. Я сухая безэмоциональная сволочь, а уж выдавить из меня нежности — это нужно постараться. Но для нее — почему нет?

Я почти удивлен, когда она в ответ не интересуется женат ли я, обременен ли отношениями или детьми. Только спрашивает о моем возрасте.

— Тридцать два по паспорту и тысяча по ощущениям.

— Выслать тебе метелку стряхивать вековую пыль с почтенных седин? — подтрунивает Осень.

— Я смотрел на «Али»[2], детка — там таких нет.

— Кто тебе сказал, что у меня китайская подделка? — не сдается она.